Ян Кохановский. Фрашки

На свои книги

Не стремлюсь я на бумаге
Ни к геройству, ни к отваге.
Не к лицу мне Марса строгость
И Ахилла быстроногость.
Посмеяться, отшутиться
Норовят мои страницы.

Песни, пляс и хмель ловчатся
Под пером моим встречаться.
Малоценны эти встречи,
Зря тружусь я, человече.
И пускай встречают смехом,
Чарка — всем цена успехам!

О жизни человеческой

Все наши поступки, все наши затеи —
Одного другое все это пустее,
И ничто на свете вечным быть не хочет,
И вотще о чем-то человек хлопочет.
Мощь, краса и деньги, добродетель, слава —
Все недолговечно, как на поле травы:
Вдоволь посмеявшись над порядком нашим,
Сбросят нас, как кукол,— все в мешок мы спляшем!

О Ганне

А сердце вновь в бегах! Куда сбежало? К Ганне!
Известно, что оно стремится к этой панне
Всего охотнее. Ей приказать бы строго
Бродягу этого сейчас же гнать с порога.
Пойду на поиски. Но вдруг у панны этой
Застряну сам? Как быть, Венера, посоветуй!

МУЗАМ

Парнаса жительницы, девы несравненны,
Кропящие власа росою Иппокрены,
Коль вам всю жизнь свою я оставался верен
И в Вечности иным я быти не намерен,
И если к королям я завистью не мучим
А добродетель чту богатством наилучшим,
То не хочу, чтоб вы к неблагодарну люду
Ласкалися затем чтоб раздобыть мне ссуду:
Прошу лишь не обречь стихов моих на гибель,
Дабы, когда умру, их слава шла на прибыль.

На липу

Гость, под моей листвой присядь, отдыхая.
Солнце сюда не дойдет — тебе обещаю! —
Даже коль с высоты кинет лучи отвесны,
Все же оберегут тени тебя древесны.
Ветры прохладны с полей веют не здесь ли?
Тут соловей, тут скворец, сладки их песни.
Трудолюбива пчела с меня собирает
Мед, что господски столы весьма украшает.
Шепотом тихим своим сны сладки навеять
Славна моя листва на человека умеет.
Яблок хоть не дарю, но хозяин мой знает,
Что во саду Гесперид мой цвет уважают.

Девушке

Коль нравится тебе, что я в печали вечной,
Что ж девушке скажу такой бесчеловечной?
Лишь то, что иначе я поступал с тобою
И незаслуженно обижен я судьбою.
А ты, увидев въявь, насколько я несчастен,
Что хочешь знать еще? Что я к тебе пристрастен,
Сомнений никаких не можешь ты имети!
Пойми, что эта ночь в раздумиях и эти
Огнисты звездочки, рассеяны в тумане, —
Свидетели того, что ты мне всех желанней.
Не хочешь ты, чтоб я слугой твоим остался?
Конечно, если б ум с любовью сочетался,
Презренье выразил бы всяк, и, может статься,
От службы этакой бы лучше отказаться?
Возможно! Но любовь ужасно своевластна —
О лучшем ведая, на худшее согласна.
И знай: со света сжить меня должна ты прежде,
Чем дать угаснуть въявь прельстительной надежде!

К здоровью

Здоровье знатно,
Сколь ты приятно,
Тогда оценишь,
Когда изменишь
Ты нам однажды!

Тогда уж каждый
Поймет, застонет,
Что ничего нет
Тебя милее
И веселее!

Ведь сбереженья,
Перлы, каменья,
Права широки,
Места высоки,
Пригожесть, младость
Бывают в радость
Лишь при условье,
Что есть здоровье.
А нету силы,
Так все немило.
О дар небесный,
Мой домик тесный,
Тебя столь чтущий
Возлюби пуще!

Девке

Не чурайся меня, девка молодая,
Подходяща борода моя седая
К твоему румянцу: коль венок сплетают,
Возле розы часто лилию вплетают.

Не чурайся меня, девка молодая,
Сердцем молод я, хоть борода седая,
Хоть она седая, крепок и теперь я, —
Бел чеснок с головки, да зелены перья.

Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже:
Чем кот старше, тем и хвост у него тверже.
Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен,
А стоит он крепко, корень его силен!

Мужицкое разуменье

— Пей, староста! — Да уж выпил, барин!
— Хвати еще! — Премного благодарен.
Свое я выпил. А не то под хмелем,
Бывает, несуразное мы мелем.
— Пей, не робей, все попросту поведав,
Как то водилось встарь у наших дедов.
— И то бывало — вместе льнули к чаре,
Крестьянами не брезговали баре.
Теперь не так: пышна ясновельможность,
Снаружи шик — внутри пустопорожность!