Алексей Зубов. Петровская гравюра

Часть 1

Гравюра Алексея Зубова 1710 года 'Триумфальное шествие после Полтавы'.

Гравюра Алексея Зубова 1710 года "Триумфальное шествие после Полтавы.

Петровская гравюра — оригинальное и самобытное явление в истории русского изобразительного искусства. Познавательная ценность ее сочетается со значительными художественными достоинствами, а традиции русского искусства органично переплелись в ней с достижениями западноевропейской гравюры.

Среди русских граверов XVIII века ведущая роль принадлежит мастеру Алексею Федоровичу Зубову. Многие его работы стали шедеврами искусства петровского времени, и без них сейчас невозможно представить себе русскую культуру первой четверти XVIII века,— это «Свадьба Петра I», «Васильевский остров», «Панорама Петербурга», «Баталия при Грейнгаме» и многие другие.

Творчество Алексея Зубова в первую очередь дорого нам тем, что лучшие его произведения созвучны самой сути, самому духу эпохи петровских преобразований России. Его гравюры сохранили нам первые виды Петербурга и окрестностей со стройными зданиями, дворцами и парками, полные красоты и торжественности изображения кораблей молодого русского флота, прославлявшие его победы в морских сражениях, образы Петра I и его знаменитых сподвижников, многие очень живые зарисовки быта и нравов того времени.

Пропагандистско-просветительный характер гравюры на металле, внимание к ней самого Петра I определили быстрое развитие и небывалый расцвет этого вида изобразительного искусства.

Ненасытная любознательность Петра I привела и к знакомству с западноевропейской гравюрой на металле. В Голландии Петр I оценил культурные достоинства и возможности этого вида искусства. В те времена в Россию приглашаются мастера-иностранцы для работы и для обучения русских граверному мастерству.

Адриан Шхонебек, Питер Пикарт, Иоганн Бликлант, Гендрик Девит — эти голландские граверы работали в России. Вокруг них, и в первую очередь у Адриана Шхонебека, складывается первая в России школа гравюры на металле, в которую вошли братья Алексей и Иван Зубовы, Алексей Ростовцев, Василий Томилов, Петр Бунин и другие. В этой среде Алексей Зубов быстро, в сравнении с другими, становится самостоятельным мастером.

До наших дней дошло немало различных произведений искусства первой четверти XVIII века. Но изучение этих работ связано с целым рядом трудностей. Многие из них плохо сохранились. Картины пожухли, гравюры выцвели или стерлись. Многие не имеют подписи сделавших их мастеров, и атрибуция бывает чрезвычайно затруднена. Случается, что с течением времени атрибуция одной и той же работы меняется несколько раз.

В настоящее время мы знаем свыше ста произведений безусловно принадлежащих Зубову. Это значительно больше, чем сделал любой другой гравер Петровской эпохи. Такое обширное художественное наследие, созданное за сорок с лишним лет работы, является хорошим материалом для воссоздания и анализа творчества крупнейшего русского гравера. Значительно меньшим фактическим материалом мы располагаем для того, чтобы восстановить жизненный путь Зубова. Многое в его биографии остается неясным, о многих событиях его жизни мы можем высказывать только предположения и догадки. Его имя упоминается в архивных бумагах и записках Оружейной палаты и Санкт-Петербургской типографии, в материалах Академии наук, в церковных исповедных книгах.

Алексей Зубов родился в 1682 году в семье известного иконописца и знаменщика Московской Оружейной палаты.

Отец гравера, Федор Евтихиев Зубов, был выходцем из Великого Устюга, из семьи потомственных иконописцев. В Верхоспасском соборе Теремного дворца Московского Кремля есть два замечательных произведения Ф. Зубова, написанных им в 1680 году, — иконы «Логин Сотник» и «Федор Стратилат». По манере исполнения они очень близки работам Симона Ушакова, только в них меньше «божественной световидной гармонии», как говорили о произведениях С. Ушакова современники, а больше живой человеческой страстности и душевного волнения.

Ф. Зубов был не только талантливым иконописцем, но и замечательным рисовальщиком и миниатюристом своего времени. Несомненно, что, начиная учить своих сыновей иконописи, он старался в первую очередь передать им свое мастерство рисовальщика. В отделе древнерусской живописи Государственного Исторического музея хранятся «прориси», подписанные: «Сей образец Федора Евтихиева». Каждая прорись — это рисунок, переведенный с икон на бумагу с помощью сажи, разведенной на чесночном соке. Прориси Федора Евтихиева отличает мастерство в построении композиции, уверенные линии рисунка, точно обозначающие контуры формы. Не случайно поэтому прориси Федора Евтихиева в течение долгих лет и после его смерти служили образцами для иконописцев.

В 1678 году Ф. Зубов принимает участие в создании рукописного лицевого евангелия, на страницах которого было тысяча двести цветных миниатюр, большое количество орнаментальных рамок, заставок, концовок и узорчатых заглавных букв.

Ф. Зубов находится в центре русской художественной жизни, которая в 60—80-е годы XVII века была сосредоточена в Московской Оружейной палате. Многочисленные художественные работы, сделанные в ее мастерских в это время, показывают высокий уровень исполнения, разнообразие композиционных приемов, богатство декоративных решений, чуткое отношение к использованию цвета. Это мастерство передавалось из поколения в поколение, и оно естественно было воспринято с самого раннего детства Алексеем Зубовым у отца и его товарищей.

Непосредственно русская гравюра на металле, в которой так преуспел А. Зубов, начала развиваться на Руси только в конце XVII века.

А.Ф. Зубов. Вид Васильевского острова и триумфального ввода шведских судов в Неву 9 сентября 1714 года после победы при Гангуте. 1714

А.Ф. Зубов. Вид Васильевского острова и триумфального ввода шведских судов в Неву 9 сентября 1714 года после победы при Гангуте. 1714

Вокруг царского изографа и иконописца Оружейной палаты Симона Ушакова собираются лучшие художники того времени. Вместе с ним «с товарищи» работают Иосиф Владимиров, Степан Резанец, Федор Козлов, Никита Павловец, Афанасий Трухменский и другие мастера, в том числе и Федор Зубов, Именно С. Ушаков сделал первые гравюры на металле: «Семь смертных грехов» (1665) и «Отечество» (1666). В 1680-е годы он выполняет рисунки для книг писателя Симеона Полоцкого, наставника царя Алексея Михайловича. По этим работам мы можем оценить выдающееся мастерство С. Ушакова рисовальщика, который намного опередил искусство своего времени. Рисунки для гравюр в книгах С. Полоцкого запоминаются продуманностью композиционных решений, реалистическим изображением человеческой фигуры, великолепно и тонко нарисованным архитектурным пейзажем.

Соавтором С. Ушакова и автором самостоятельных листов был мастер-серебряник Оружейной палаты Афанасий Трухменский. До нас дошло довольно много его работ, выполненных в большинстве случаев резцом. Одним из лучших его листов, очень редким, можно считать подписанную гравюру «Архангел Михаил».

Афанасий Трухменский обучил своему мастерству серебряника Оружейной палаты Василия Андреева. В отделе изобразительных материалов Государственного Исторического музея есть уникальный и интересный во многих отношениях лист Василия Андреева «Зосима и Савватий» (1699).

В этой гравюре, которая своей темой, композицией, изобразительными мотивами тесно связана с иконописью, уже начинают чувствоваться черты нового искусства. Это заметно и в технике исполнения, и в легкости владения офортной иглой, и в изображении местности как бы с птичьего полета — так, что мы ощущаем и ее планы, и пространственную глубину,— и в интересе к бытовым деталям и подробностям. Все эти особенности получат свое дальнейшееразвитие уже в гравюре Петровской эпохи.

При отдельных удачах в искусстве гравюры на металле, которые есть в работах С. Ушакова, А. Трухменского, В. Андреева, Л. Бунина, надо отметить, что гравюры они делали по единичным, порой случайным заказам.

Расхождение в художественной направленности между работами Трухменского, Андреева, близкими западноевропейской гравюре, и Бунина, тяготеющего к лубочным картинкам, только намечается в гравюре конца XVII века. Особенно заметно оно проявится позже. И даже в творчестве одного мастера, в первую очередь Алексея Зубова, эта двойственность будет ощутимо видна.

В XVII веке гравюра на меди не являлась еще самостоятельным искусством, заказов на нее было мало, поэтому не было и людей, которые бы профессионально занимались только гравированием. Но в гравюрах этих мастеров Оружейной палаты уже ясно видны попытки нарушить традиционные иконописные формы. Именно в гравюре, новом для них искусстве, черты реализма стали заметны особенно отчетливо.

А.Ф. Зубов. Васильевский остров (фрагмент)

А.Ф. Зубов. Васильевский остров (фрагмент)

Их произведения подготовили почву для работы гравера Петровской эпохи, многие из которых были выходцами из семей иконописцев, знаменщиков, резчиков и серебряных дел мастеров Оружейной палаты и первые профессиональные навыки получили в ее многочисленных мастерских.

3 ноября 1689 года Федор Евтихиев Зубов скончался. Через три дня после его смерти на имя царей Иоанна и Петра Алексеевичей была подана челобитная от сыновей Ф. Зубова Ивана и Алексея с просьбой, велеть им «быть в Оружейныя Палаты в учениках». Алексея, как и его старшего брата Ивана, принимают учеником в иконописную мастерскую Московской Оружейной палаты.

Сначала братьев Зубовых отдали в иконописные ученики Тихону Иванову Филатьеву. Но вскоре они подают другую челобитную, где пишут, что за дальностью расстояния ходить к Тихону Иванову Филатьеву не могут и просят: «Велите нам быть в научении у иконного мастера у Егора Зиновьева, потому что и отец наш, отходя сего света, о нас приказывал и бил челом ему Егору; а живет он Егор с нами в ближнем соседстве».

Просьбу их удовлетворили и отдали их «в учение иконнаго художества» Георгию Зиновьеву, которому при этом вменено было в обязанность «учить их прилежно». Георгий Терентьев Зиновьев был жалованным иконописцем, учеником Симона Ушакова, о котором тот говорил: «Ученик Георгейка иконное художество святых икон воображение писать искусен и пишет добрым мастерством». Он работал вместе с С. Ушаковым, Ф. Зубовым и другими художниками этого круга и скоро отличился своим мастерством, прилежанием и добросовестностью в работе.

С 1690 по 1699 год Алексей Зубов официально числился учеником иконописной мастерской, где его учителями были лучшие русские мастера того времени. В 1699 году, по распоряжению боярина Ш. А. Головина, известного дипломата, второго посла в «Великом посольстве», голландскому граверу Адриану Шхонебеку были отданы для учения: 7 августа Петр Бунин (сын Леонтия Бунина) и 14 августа иконописец, состоявший при печатании гербовой бумаги, Алексей Федоров Зубов.

В начале царствования Петр I внимательно следил за развитием книгопечатания и тесно связанного с ним искусства гравюры на меди. Стараясь увеличить количество русских печатных книг, Петр I предлагает голландскому негоцианту Яну Тессингу открыть в Амстердаме типографию.

В грамоте, данной Тессингу в 1700 году, царь пишет, чтоб Тессинг завел типографию и печатал в ней «земныя и морския картины, и чертежи, и листы, и персоны, и математическия, и архитектурныя, и городостроительные, и всякие ратныя и художественныякниги на славянском и латинском языках... от чего б русские подданые много службы и прибытка могли получити и обучатися во всяких художествах и ведениях».

И далее: «Чтоб в те чертежи и книги напечатаны были к славе нашему, великого государя, нашего царского величества превысокому имени и всему нашему российскому царствию меж европейскими монархи к цветущей наивящей похвале... а пониженья б нашего царского величества превысокой чести и государства наших в славе в тех чертежах и книгах не было».

В приведенных словах Петра I содержится целая программа, которая определила развитие книгопечатания, а вместе с ним и гравировального искусства в России в начале века. По беглым подсчетам за первые двадцать пять лет XVIII столетия книг с гравюрами, картами, планами и рисунками к ним было издано приблизительно в сто раз больше, чем их было сделано за все XVII столетие.

А.Ф. Зубов. Летний сад

Алексей Зубов. "Летний сад"

Их произведения подготовили почву для работы гравера Петровской эпохи, многие из которых были выходцами из семей иконописцев, знаменщиков, резчиков и серебряных дел мастеров Оружейной палаты и первые профессиональные навыки получили в ее многочисленных мастерских.

Возможности гравировального искусства Петр I оценил во время своего первого заграничного путешествия.

В Амстердаме, в музее редкостей Я. де Вильде, Петр I познакомился с голландским гравером Адрианом Шхонебеком, который написал ему на голландском языке специальное руководство для обучения мастерству гравирования. При участии Шхонебека Петра I практически освоил технику офорта.

Петр I пригласил Шхонебека в Россию, где со дня своего приезда, 10 октября 1698 года, и до своей смерти в 1705 году А. Шхонебек выполнил ряд различных работ. Большинство станковых гравюр он сделал в технике офорта и обучил ей всех своих русских учеников. Относительная легкость и быстрота исполнения гравюры в этой технике определили преобладающее развитие офорта в Петровскую эпоху.

Первые годы учения Зубова у Шхонебека можно представить себе по нескольким ученическим работам, подписанным Зубовым, да по «росписям жалованья» мастерам Оружейной палаты, в том числе и ученикам Шхонебека.

Между 21 февраля и 17 марта 1703 года в делах Оружейной палаты записано: «О прибавке кормовых денег ученику Шхонебека, Алексею Зубову, за его тщательное в работе грыдоровального дела учение», с отзывом Шхонебека, что «вышеписанные листы печатаны,— Распятие Господне грудорованнога доскою, а персонка тушеванною,— работы ученика его Ал. Зубова, а грыдоровал де он и тушевал те доски с образцовых данных от него Андреяна и во учение тщание имеет против прежней работы искуснее».

Ученическая работа А. Зубова «Распятие Господне» является копией с гравюры Жана Лепорта 1667 года, поэтому говорить о какой-либо творческой работе здесь не приходится. Для нас важно другое — как русский ученик усваивал стиль западноевропейской гравюры.

В этих работах нет пока еще никаких признаков оригинального мышления или фантазии, только старательное копирование западноевропейских образцов.

Значительно больший интерес для истории русской гравюры на металле представляет упомянутая в отзыве Шхонебека «Персонка тушеванная». Эта гравюра была сделана Зубовым техникой меццо-тинто или черной манерой, как стали называть эту технику в России, и явилась первой русской гравюрой меццо-тинто, так как в России в XVII веке такую технику гравирования не знали. Этот лист в единственном экземпляре хранится в собрании отдела гравюры Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. На нем изображен мальчик с шапкой на голове, из-под которой падают крупные локоны. Образ мальчика на этой небольшой гравюре передан с необычайной для русского искусства того времени легкостью и свободой.

Гравюра не подписана. В музей она попала вместе с коллекцией Д. А. Ровинского, который считал именно эту гравюру названной в отзыве Шхонебека «Персонкой тушеванной».

Эти две работы, «Распятие господне» и «Персонка тушеванная», и отзыв о них Шхонебека показывают, что Зубов успешнее своих товарищей овладевал мастерством гравера, причем учился разным техникам: офорту и меццо-тинто.

Мы не располагаем документальными сведениями, но все-таки можно предположить, что в период между 1703—1706 годами он становится вполне самостоятельным мастером.

В 1704 году он еще числится учеником Шхонебека, но затем, после смерти Шхонебека в 1705 году, когда большинство его учеников стало работать под руководством голландского гравера Питера Пикарта, приехавшего в Москву в 1702 году, Зубов среди учеников Пикарта нигде не упоминается.

За весь период с 1703 по 1711 год, когда Зубов вместе с другими мастерами Оружейной палаты переезжает в Петербург, о нем сохранилось лишь несколько сведений, относящихся к 1705 и к 1710 годам.

В 1705 году Зубов был рисовальщиком карт в «турецкой комиссии» на юге России. Эта комиссия под руководством известного дипломата Емельяна Украинцева уточняла русско-турецкую границу после мира в 1700 году. К 1705 году относится запись о выдаче жалованья для посылки «на турецкую комиссию к чертежному справлению грыдоровального дела ученику Алексею Зубову».

Традиция посылать мастеров Оружейной палаты для выполнения работ на местах существовала давно. Но эти поездки в то время имели случайный характер. В начале XVIII века они становятся обычаем. Петр I, сам постоянно находясь в разъездах, часто вызывал к себе граверов Оружейной палаты для выполнения работ на месте. Сохранились сведения о походной гравировальной мастерской Петра I в 1703—1704 годах.

В первое десятилетие XVIII века в благоприятных условиях гравюра на металле в России активно развивается, становится самостоятельным видом искусства, а мастера Оружейной палаты, занимающиеся гравюрой, превращаются в профессиональных граверов.

Но количество заказов было так велико, времени на их выполнение давалось так мало, что спешка и небрежность в работе заметны на многих листах. В это время в работах русских граверов наблюдается удивительное соединение самых различных стилей и технических приемов. Здесь мы можем встретить и старые иконописные приемы композиции, и стилистические особенности гравюры украинских и львовских мастеров, и влияние западноевропейских образцов.

При всем огромном сравнительно с XVII веком размахе печатного дела книг и гравюр от первого десятилетия XVIII века осталось очень немного. По этому поводу П. Пекарский пишет: «Главнейшею причиною трудности доставать ныне петровския книги должно считать тогдашнее состояние русского общества: во времена Петра Великого круг читателей был так незначителен, потребность в чтении так ничтожна, что даже немногия, печатавшиеся тогда книги не находили почти сбыта и, с течением времени, по необходимости, как ненужные, предавались уничтожению».

И уж если книг сохранилось мало, то подписанных гравюр почти совсем нет, поэтому проследить за развитием творчества Зубова в этот период очень трудно.

Есть сведения, что в 1710 году гравировальная мастерская Зубова находилась в Новомещанской слободе. В это время он уже работал вполне самостоятельно. Сохранилось несколько неподписанных гравюр 1710 года, которые можно было бы отнести к работам Зубова. Но и они не смогли бы объяснить нам, как Зубов после «Сошествия святого духа» и «Распятия господня», его подписанных гравюр начала века, подошел к созданию одного из своих лучших листов — «Триумфального шествия после Полтавы».

Часть 2

К встрече русских войск, победителей под Полтавой, в Москве готовились очень долго и старательно. Этот триумф должен был затмить все, что до этого было в древней столице. Сам Петр I приехал в Москву заранее, остановился в Коломенском и непосредственно участвовал в приготовлении торжеств.

В Москве построили семь триумфальных ворот в разных концах города, через которые должны были пройти войска. Эти ворота были украшены живописными панно, скульптурой и гирляндами. Торжественное прохождение войск и пленных шведов длилось почти полные сутки. Такого красочного, пышного и яркого зрелища Москва еще никогда не видела.

Из сделанных в то время на эту тему гравюр до нас дошли две: одну (в двух вариантах) выполнил Зубов и другую — Питер Пикарт.

На гравюре Зубова изображено четверо ворот из семи. Ворота Меншикова и «именитого человека» Строганова были награвированы по чертежам архитектора И. П. Зарудного. Зубов размещает ворота в шахматном порядке и под ними извилистой лентой проводит всю торжественную процессию.

Алексей Зубов. Триумфальное шествие после Полтавы. 1711 г.

Алексей Зубов. "Триумфальное шествие после Полтавы". 1711 г. Офорт, резец. Государственный Эрмитаж

Особенный интерес представляет рисунок движущейся колонны войск. На гравюре Пикарта «Вход в Москву Петра I после побед под Полтавой» нарисована лента в восемь рядов, проходящая сквозь трое ворот. И ближние и дальние колонны награвированы мелко, с почти одинаковой силой штриха. Все сливается в однообразную движущуюся массу, которая плоско нарисована на гравюре. На переднем плане изображен каменный парапет, на нем награвирована диспозиция боя, а в центре, поддерживаемый аллегорическими фигурами, помещен портрет молодого Петра.

Совсем по-иному нарисовал торжественную процессию Зубов. Колонна на его гравюре занимает шесть рядов, и ясно показана линия ее движения. Каждый ряд по мере удаления от первого плана гравирован с меньшей силой и цветовой насыщенностью, и тем самым достигнуто впечатление пространственной глубины. В первом ряду движется конный Преображенский полк; во втором — пленные шведские фельдмаршалы и генералы, за ними на конях едут Петр I, Меншиков и Долгорукий; в третьем ряду — пленные шведские офицеры, и за ними на двух лошадях везут носилки Карла XII, на которых он, раненый, лежал во время Полтавской баталии. Далее несут шведские знамена, везут трофейные пушки и движутся пленные шведские солдаты.

Принцип лентообразного движения известен в русском искусстве. Этот прием встречается не только в древнерусской миниатюре, но и в древнерусской живописи. Зубов использовал этот прием по-новому, для того чтобы и силой тона и масштабным сокращением фигур подчеркнуть движение торжественного шествия. Всю процессию на гравюре Зубова мы видим с высокой точки зрения. Процессия естественно разворачивается перед нами в пространстве и предстает величественным зрелищем.

Свою гравюру Зубов подписывает так: «В Санкт-Петерзбурхе рисовал и гридировал на меди Алексий Зубов 1711 г.». Он подчеркивает, что не только гравировал, но и рисовал картину шествия. Очевидно, он воочию видел всю процессию, может быть, даже сделал рисунок с натуры, а потом все увиденное перенес на гравюру. Таким образом, его лист мы можем считать и одним из первых, если не самым первым, реалистическим изображением современного художнику события в русском изобразительном искусстве.

При сравнении гравюр Зубова и Пикарта хочется отдать предпочтение гравюре русского мастера, где он создал ясную композицию движения колонны, целым рядом приемов показал глубину пространства, передал праздничную эмоциональность происходящего и тем самым достиг большей выразительности художественного образа.

Первый вариант «Триумфального шествия после Полтавы» Зубов сделал, вероятнее всего, еще будучи в Москве, в 1710 году. Второй вариант он закончил уже в новой столице — Санкт-Петербурге.

Алексей Зубов. Триумфальное шествие после Полтавы. Фрагмент

Алексей Зубов. "Триумфальное шествие после Полтавы". Фрагмент

Переезд Зубова в Петербург подводит итог годам его ученичества как у мастеров Оружейной палаты, так и у Шхонебека. Его отъезд совпадает с завершением первого десятилетия XVIII века, насыщенного многими событиями, среди которых важнейшее — победа в Полтавской баталии. Дальнейшее развитие петровских преобразований приобретает особую энергичность, внутреннюю силу и размах. Ощущение победы русской армии с этих пор распространяется в самую суть дальнейшей жизни России, придает всем новым делам и начинаниям жизнеутверждающую, оптимистическую окраску. Этот мажорный акцент проникает в произведения наиболее чутких и талантливых художников, где он становится не просто требуемым официальным признаком, но воспринимается нами как пережитый и прочувствованный самими мастерами внутренний компонент искусства.

Среди петровских граверов Зубов улавливает эти изменения в атмосфере общественной жизни России и вдохновенно передает их в своих лучших произведениях, начиная с «Триумфального шествия после Полтавы».

В 1710 году Петр I пишет из Петербурга И. А. Мусину-Пушкину, начальнику Монастырского приказа, в чье ведение входил и Московский Печатный двор: «Станок друкарный с новыми литерами извольте сюда прислать по первому зимнему пути со всем, что к нему принадлежит, также и с людьми». По этому приказу в Петербург отправили один печатный и один гравировальный станы, и вместе с ними послали четырех мастеров, трех учеников, одного литерщика, одного литерного ученика и восемь печатников. В числе четырех мастеров был и Зубов.

В 1711 году в Петербурге начала работу первая в городе типография. Ее начальником назначили служившего раньше подьячим Посольского приказа и дьячком Оружейной палаты Михаила Петровича Аврамова, активного сторонника реформ Петра I. Он бессменно руководил типографией с 1711 по 1721 год и затем с 1724 года по день ее закрытия — 4 октября 1727 года. Все это время он и Зубов работали вместе, и Аврамов, отмечая талант Зубова, поручал ему выполнение многих ответственных заказов. Первоначально, до 1714 года, типография размещалась в доме Аврамова.

В Санкт-Петербурге Зубов создает лучшие свои гравюры. Здесь с 1711 по 1728 год он награвировал огромное количество листов: отдельные станковые гравюры, портреты, иллюстрации для книг, карты, чертежи для учебников. Вместе с другими граверами он принимал участие в создании знаменитой «Книги Марсовой» (1713) и альбомов рисунков и чертежей «Куншты корабельные» (1718), и «Куншты садов» (1718). Все свои гравюры он выполнял в технике офорта, обычно подправляя их резцом, некоторые портреты — в более сложной технике меццо-тинто.

К 1711 году относится небольшая подписная гравюра Зубова «Свадьба карлика Петра I Якима Волкова». На ней изображен парадный зал в доме светлейшего князя А. Д. Меншикова. За столами, вдоль стен, сидят приглашенные гости, а в центре, за семью маленькими столами, пируют карлики, изображая шутовской свадебный обряд. Эта работа предшествует известной гравюре Зубова «Свадьба Петра I».

Алексей Зубов. Свадьба карликам Петра I Якима Волкова. 1711 г.

Алексей Зубов. "Свадьба карликам Петра I Якима Волкова" 1711 г. Офорт, резец. Государственный Эрмитаж

Петр I обвенчался с Екатериной в начале 1712 года в Петербурге. На гравюре — большой зал первого Зимнего дворца, стены которого украшены коврами, гобеленами и зеркалами. Столы поставлены замкнутой буквой «о».

На первом плане, спиной к зрителям, сидят дамы, между которыми, в центре, вполоборота — Екатерина. На противоположной стороне стола, на втором плане, сидят мужчины. В центре — Петр, около него стоит Меншиков, который был церемониймейстером на свадьбе. Все одеты по западноевропейской моде: дамы в открытых платьях-робах, с высокими башнеобразными прическами, мужчины — в кафтанах и париках. Через открытые боковые двери видны еще столы, за которыми сидят приглашенные гости. Вся картина свадьбы представлена торжественно и парадно. На гравюре внизу во всю длину листа поставлена надпись: «Изображение Брака его Царского Величества Петра Первого Самодержца Всероссийского

Алексей Зубов. Свадьба Петра I. 1712 г.

Алексей Зубов. "Свадьба Петра I" 1712 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

Гравюра не имеет подписи мастера, но, несмотря на это, она несомненно является гравюрой Зубова. В то время в России было всего два гравера, которые по своему мастерству могли сделать этот лист, — Зубов и Пикарт. Последний в это время был в Москве, в Петербург он переезжает только в 1714 году. Гравюра исполнена с натуры, с передачей многих мелких деталей обстановки, которые мог заметить только присутствовавший на торжестве. Этот лист сделан вскоре после свадьбы, в том же 1712 году, и отпечатан в Санкт-Петербургской типографии, где единственным мастером-гравером в то время был Зубов. Причем в своей работе он опирался в качестве образца на гравюру Шхонебека «Свадьба Ф. Шанского» (1702). Сравнение их дает возможность увидеть, как возросло мастерство Зубова, поднявшегося вровень со своим учителем, способного вносить в разработку каждой темы самостоятельные решения.

Гравюра Шхонебека сделана на двух досках: на одной награвирована женская половина свадьбы, на другой — мужская. Рисунок, передача световых эффектов на этих двух досках различны. Возможно, что первую доску делал непосредственно сам Шхонебек, а вторую по его рисунку и первоначальным наброскам сделали его ученики.

Алексей Зубов. Свадьба Петра I. фрагмент

Алексей Зубов. "Свадьба Петра I" Фрагмент

Работа Зубова ни в чем не уступает работе голландского мастера. Зубов свободно компонует все элементы изображения, тщательно прорабатывая каждую деталь. Поэтому целостность впечатления от гравюры согласуется с желанием подробно рассмотреть отдельные ее части. Перспективное построение зала, симметрия окон, зеркал, светильников, четкая ритмичность и уравновешенность композиции придают всей сцене торжественность и парадность. Зубов умело и расчетливо строит светотеневые отношения, так что изображение получает пространственную глубину и объемность. Гравер удачно рисует интерьер, человеческие фигуры, портретные изображения Екатерины и Петра I. Замкнутый круг стола с расположившимися гостями, движение слуг между ними наполняют парадный зал живым ощущением праздника. Лист «Свадьба Петра I» ставит Зубова в один ряд с граверами-иностранцами, работавшими в России в это время. Видимо, тогда же ему присваивают и звание «старший мастер», потому что, когда в 1714 году в Петербурге появляется Питер Пикарт, Зубова, так же как и Пикарта, уже называют старшим мастером.

Алексей Зубов. Свадьба Петра I. фрагмент

Алексей Зубов. "Свадьба Петра I" Фрагмент

Активное участие принимает Зубов в создании «Книги Марсовой». В апреле 1712 года Петр писал И. А. Мусину-Пушкину, чтобы он велел «вырезать планы и фигуры» к Книге Марсовой. К этому времени восточная Балтика по берегам Финского залива, Эстляндии и Курляндии была уже в руках русских. У Петра I зародилась мысль издать ранее опубликованные материалы и реляции о победах русского войска отдельной книгой, дополнив ее гравюрами с изображением планов и диспозиций сражений.

Для этой книги Зубов гравирует портрет Петра I, два плана сражений русских войск со шведами у деревни Лапола и при реке Пелкиной и уменьшенные варианты гравюры Шхонебека «Слюсельбург» («Взятие Нотебурга») и своей — «Баталия близ Гангута». Все они создавались в разное время и для различных изданий «Книги Марсовой»; портрет Петра I мы встречаем уже в самом первом издании, другие гравюры — в последующих.

В первое издание «Книги Марсовой» вошли восемнадцать гравюр: портрет Петра I, тринадцать планов городов и крепостей, взятых русскими войсками (Слюсельбург, Ниеншанц, Юрьев, Нарва, Митава, Эльбинг, Выборг, Рига, Дюнемонде, Пернов, Кексгольм, Аренсбург, Ревель), и четыре диспозиции сражений, включая и Полтавскую баталию. Все гравюры выполнены в одном стиле, хотя исполняли их разные мастера. На каждом листе награвирована карта местности вокруг данного города или место сражения с топографическим обозначением возвышенностей, лесов, рек. Город или крепость даны как точный чертеж, подчеркивающий все особенности фортификационных укреплений. На планах сражений войска обозначены строго геометрически, прямоугольниками, квадратами, ромбами. Сухость чертежа иногда нарушается пунктирными траекториями летящих ядер, силуэтами кораблей или схематичным, почти условным изображением человеческой фигуры или отдельно стоящего дерева. Простота и утилитарный характер петровской гравюры выступают здесь в наиболее законченном и чистом виде.

Алексей Зубов. Баталия при мысе Гангут. 1715 г.

Алексей Зубов. "Баталия при мысе Гангут". 1715 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

Лист Зубова «Битва у реки Пелкиной» был сделан для второго варианта «Книги Марсовой». В основе изображения также лежит карта, но Зубов старается каждый топографический знак превратить в художественный образ. Деревушку он показывает не кружком, как она выглядит в плане, а рисует отдельные дома, деревянные частоколы, возвышающуюся над ними церковь. Река обозначена не только двумя линиями берегов, но тонкими штрихами показаны и набегающие на берег волны. Рота солдат — в виде прямоугольника, но мы различаем отдельные человеческие фигуры и ясно видим перед ней конного командира. Чертеж оживает, наполняется движением. Эта работа привлекает особое внимание как попытка превратить ландкарту в видовое изображение.

«Книга Марсова»— этот интереснейший памятник Петровской эпохи — на протяжении всей первой четверти XVIII века разрасталась, и в конце концов под этим названием было объединено большое количество ранее напечатанных сообщений и гравюр, связанных с победами русских войск в Северной войне. «Книга Марсова» представляет богатый материал для изучения батального жанра в гравюре. Она создавалась не по заранее составленному плану, а постепенно, годами, на основе накопленных печатных и изобразительных документов военной практики.

Алексей Зубов. Баталия при мысе Гангут. Фрагмент.

Алексей Зубов. "Баталия при мысе Гангут". Фрагмент

Радостный дух и какой-то особый, ликующий пафос искусства петровского времени объясняется в первую очередь победами русской армии и флота.

Лучшие гравюры Зубова непосредственно связаны с главными событиями эпохи. Его листы «Васильевский остров» (1714), «Баталия при мысе Гангут» (1715), «Панорама Петербурга» (1716), «Баталия при Грейнгаме» (1721) составляют золотой фонд петровской гравюры. Искусство Зубова в этих произведениях достигает своих вершин. Он наиболее талантливо, полнозвучно и ясно отразил лучшие стороны Петровской эпохи.

«Баталия при мысе Гангут», награвированная Зубовым в 1715 году, была первым изображением морского сражения в русском искусстве.

Учитель Зубова Шхонебек гравировал в России виды морских кораблей. Его лучшей работой в этом жанре можно назвать три листа, изображающие первый большой русский корабль «Предестинацию», заложенный самим Петром на Воронежской верфи. Шхонебек передал Зубову свое мастерство в изображении морских видов. Но нужно признать, что богатейший опыт голландского искусства XVII века, для которого тема моря и кораблей являлась одной из главных в пейзажной живописи, остался неизвестен русским художникам. Шхонебек не смог научить русских граверов тем приемам, которыми пользовались знаменитые голландские маринисты Я. Порселлис, Г. Вроом, Симон де Влигер. Сложность композиции, богатство колорита, свойственные их работам, были неизвестны русским мастерам. В своих морских гравюрах Зубов проявил много самостоятельности и оригинальности, и его композиционные решения, рисунок, так же как и техника исполнения, восхищают нас своим мастерством.

Алексей Зубов. Баталия при мысе Гангут. Фрагмент.

Алексей Зубов. "Баталия при мысе Гангут". Фрагмент

Зубов не сразу обращается к изображению баталии. Сначала, в 1714 году, когда и произошло знаменитое Гангутское сражение, он выполняет вид Васильевского острова в Санкт-Петербурге, перед которым проплывает русская эскадра-победительница. Эта работа имеет и еще одно название: «Вход с моря с триумфом царского величества в Санкт Питер Бурх». На первом плане, на Неве, перед дворцом светлейшего князя Меншикова награвированы корабли русской эскадры. В строю находятся и шведские суда, взятые в плен у мыса Гангут. С берега раздаются победные залпы, им отвечают орудия с кораблей. Торжественное шествие эскадры на фоне великолепного меншиковского дворца и специально построенных триумфальных ворот, люди на набережной, любующиеся первым морским парадом,— вся эта картина дышит праздничностью и ликованием.

Алексей Зубов. ББитва у реки Пелкиной. 1713 г.

Алексей Зубов "Из книги Марсовой". "Битва у реки Пелкиной" 1713 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

После этой гравюры, в 1715 году, Зубов создает «Баталию при мысе Гангут». Он полностью отказался от передачи плана сражения. Взгляд Зубова отмечает кульминационный пункт всей битвы — нападение русских галер на флагманский корабль шведов «Элефант». Зубов выделяет и рисует на своей гравюре момент наивысшего напряжения борьбы, когда шведы отчаянно защищаются, а русские яростно нападают. Никаких схем, никаких диспозиций! В правой части гравюры неуклюже развернулся огромный трехмачтовый шведский корабль, вокруг него несколько шведских галер, а с левой стороны, занимая две трети водного пространства, ровным строем несутся остроносые русские скампавеи. На линии их движения стоят шведские корабли. Гравер изображает самый миг столкновения нападающих и обороняющихся, и это придает всей гравюре необычайный динамизм и энергию. Это ощущение рождается от всего композиционного построения гравюры, которое так умело нашел русский мастер. Гравюра Зубова, на которой видны дерущиеся матросы, тонущие люди, пожар, вспыхнувший на шведском корабле, кажется даже, что слышен грохот орудийных залпов и столкнувшихся судов, — значительно глубже выражает дух петровского времени, чем работа граверов-иностранцев на эту тему.

Петр I желал гангутской победе придать значение, равное полтавской. Это была первая серьезная морская победа, одержанная нашим флотом.

Часть 3

Другая знаменитая гравюра Зубова «Баталия при Грейнгаме».

Вокруг шведских кораблей, в дыму от ружейных и пушечных выстрелов, расположились атакующие русские галеры. Художник подробно изображает морские суда, вырисовывая многие детали корабельной оснастки. Он с увлечением передает, почти чертежно, красоту пересекающихся мачт и рей, канатов и веревочных лестниц. Пробитые ядрами паруса на его кораблях то убраны на реях, то обвисли и широкими полотнищами опустились вниз, то вздулись и напружинились, наполненные ветром, а мачты клонятся под напором этой силы.

Композиция строится так, что корабли располагаются по двум линиям, которые начинаются в одной точке у левого нижнего угла гравюры и расходятся к горизонту. Эти две диагональные линии составляют композиционные оси гравюры.

При внимательном изучении листа поражает мастерское владение гравером офортной иглой и резцом. Штрих везде одинаковой толщины, но как точно, без нажимов, четким контуром и сеткой перекрестных линий нарисованы галеры и корабли, выявлены их объемы. Облака переданы разнообразными округлыми штрихами, свободно идущими по форме. Там, где облака освещены солнцем, места на гравюре остаются белыми (от неба они отделены контурной линией), а где облака как бы рождаются из массы воздуха, поле гравюры покрывается короткими тонкими черточками, которые постепенно делаются все гуще и, наконец, переходят в толщу облаков. Длинными параллельными линиями гравер изображает небо, причем одни линии протравлены глубоко, другие — легче и выглядят светлее, создавая тонкую игру слоев воздуха в небе.

Алексей Зубов. Битва у реки Пелкиной. 1713 г.

Алексей Зубов "Баталия при Грейнгаме" 1721 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

Не менее интересно и выразительно на гравюре море. Зубов умело передает бесконечную игру поверхности воды, начиная с плотных накатывающихся волн у берега и кончая ровной линией воды у горизонта.

И перспективное сокращение размеров кораблей, изображение неба и моря, высокий горизонт и обрамляющая гравюру своеобразная рамка создают удивительное ощущение глубины и широты пространства, наполняют гравюру светом и воздухом.

Эти две гравюры отмечают лучшие достижения всего петровского искусства в создании морских пейзажей. Пространственное мышление Зубова раскрылось в них наиболее полно и разнообразно. Обе гравюры имеют принципиально отличные друг от друга композиции. «Баталия при мысе Гангут» строится на раскрытии эпизода боя, и внимание зрителей концентрируется в одном месте сражения, самом драматическом и определяющем весь дальнейший ход битвы. Это сосредоточение нашего внимания рождает в нас энергию и динамичность восприятия. «Баталия при Грейнгаме», наоборот, показана во всей полноте морского сражения, где борющиеся суда свободно размещены на широком пространстве моря, события боя вокруг каждого шведского корабля раскрываются подробно и неторопливо. Глаз зрителя от взволнованных эпизодов схватки переходит к ясно обозначенной линии горизонта и полностью успокаивается, разглядывая высокое небо, причудливые рисунки плывущих над морем облаков.

Алексей Зубов. Битва у реки Пелкиной. Фрагмент

Алексей Зубов "Баталия при Грейнгаме" Фрагмент

Многое эти работы и объединяет, в первую очередь, рисунок. В обеих гравюрах одна точка зрения, как бы с высоты птичьего полета, частности боя подробно раскрываются, и нам хочется, охватив всю гравюру разом, внимательно разглядеть и все детали. Зубов рисует разнообразные сцены: борьба матросов, убитые, тонущие в море. Изображение поверхности воды, далекого горизонта, неоглядного неба объединяет все подробности и придает равновесие и торжественность композициям обеих гравюр. Гармоничное сочетание картины баталий с окружающим пейзажем показывает безошибочное чувство меры, свойственное Алексею Зубову, которое и определяет особую и неповторимую красоту его гравюр.

Алексей Зубов. Битва у реки Пелкиной. Фрагмент

Алексей Зубов "Баталия при Грейнгаме" Фрагмент

С победой при Грейнгаме связаны еще две гравюры Зубова. Первая называется «Торжественный ввод в Санкт-питербурх взятых швецких фрегатов... сентябре 1720 г., грыдор: Але: Зубов». Она значительно слабее по художественным качествам двух предыдущих листов. В своей работе Зубов использовал как образец гравюру Г. Девита по рисунку Пикарта «Торжественный ввод в Санкт-Питербург взятой швецкой эскадры» (после Гангутской баталии). То же ленточное построение пленных шведских кораблей, только у Зубова они награвированы крупнее. На обеих гравюрах изображена Петропавловская крепость и широкая Троицкая площадь, по которой проходят пленные шведы и победители — русские войска. Зубов точнее рисует колокольню Петропавловской крепости.

Алексей Зубов. "Торжественный ввод в Санкт-Петербург взятых шведских фрегатов" 1720 г.

Алексей Зубов "Торжественный ввод в Санкт-Петербург взятых шведских фрегатов" 1720 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

В. Н. Васильев в своей книге приводит описание Грейнгамского триумфа: «В сентябре в Петербурге были организованы большие торжества. Они начались с того, что в Неву, при пушечной пальбе, ввели захваченные шведские корабли. В праздничном убранстве города особенно выделялась украшенная транспарантами «Великолепная пирамида», воздвигнутая на Троицкой площади Петербургской стороны».

Вторая гравюра Зубова — «Грейнгамская пирамида» (1720) — изображает как раз эту самую «великолепную пирамиду». По всему полю гравюры вокруг пирамиды расположен двадцать один медальон с символическими изображениями. В каждом медальоне надпись по-латински и по-русски и аллегорический рисунок на тему войны России со Швецией. «Пагубное лакомство» — рыбак вытаскивает на удочке четыре пойманные рыбы, намек на захват русскими четырех шведских кораблей. «Впредь осторожнее» — нарисована рука, которая собирается погладить вздыбленного ежа. «Нет причин его страшиться» — обнаженный воин бьет дубинкой льва, символ Швеции.

Эта гравюра Зубова сохранила любопытный образец украшения празднеств и фейерверков, которые вошли в моду при Петре I. Они проводились часто и по разным поводам. На площадях и улицах города возводились триумфальные арки, транспаранты, праздничные колонны и пирамиды. Они обильно декорировались гирляндами, деревянной скульптурой и аллегорической живописью. В большинстве случаев выполняли такие работы мастера Оружейной палаты. Вполне понятны живописные аллегории на медальонах Зубова. Надписи и рисунки полны наивной нравоучительности, Они близки картинкам Букваря, сделанного Леонтием Буниным.

Алексей Зубов. "Торжественный ввод в Санкт-Петербург взятых шведских фрегатов" 1720 г.

Алексей Зубов "Грейнгамская пирамида" 1720 г. Офорт, резец. Государственный Русский музей

Зубов по праву считается первым видописцем и бытописателем Петербурга. Его гравюры, изображающие новую столицу, многочисленны и разнообразны. На гравюре «Васильевский остров» он показал нам праздничное великолепие набережной Невы.

Эту гравюру и «Баталию при мысе Гангут», выполненную годом позже, можно назвать прелюдией Зубова к знаменитой «Панораме Петербурга» (1716). Опыт и мастерство в создании перспективных видов и изображении кораблей, любовь к молодому городу, подъем душевных и творческих сил — все это отразилось в работе над панорамой.

Санкт-Петербург — новая столица, военная крепость и морской порт — строился удивительно быстро; но Петру I и эти темпы казались недостаточными. В 1716 году он уезжает за границу. К его возвращению Екатерина I приказывает директору Санкт-Петербургской типографии М. Абрамову награвировать перспективу Петербурга. В то время в типографии было два старших мастера — Пикарт и Зубов. Аврамов поручает выполнение этого ответственного заказа Зубову.

В сборнике «Старина и новизна», изданном В. Г. Рубаном в 1772 году, имеется описание момента, когда иеромонах флота Г. Бужинский подносит гравюру Зубова Петру I. Приведем небольшой отрывок: «Град сей [...]прекрасными зданиями украшенный [...] тщанием Твоим нововведенное в России и преславно успевшее гридировальное художество, изображенный на хартии приносит».

В заметке подчеркнуто, что Бужинский подносит царю «первовырезанный на меди план и фасад Петербурга». Мы знаем, что первые небольшие виды Петербурга с изображением Петропавловской крепости гравировал и Пикарт. Но современники называют первым видом Петербурга именно гравюру Зубова. Возможно, они так считали потому, что эта гравюра намного превосходила небольшие виды Пикарта как обширностью изображенной панорамы города, так и тщательностью исполнения.

Последние приведенные слова Бужинского: «Нововведенное в России и преславно успевшее гридировальное художество» дают основание для вывода, что работа Зубова была поднесена Петру I как лучший образец русского гравировального искусства, который достойно прославляет петровский «парадиз» — Санкт-Петербург.

Алексей Зубов. "Торжественный ввод в Санкт-Петербург взятых шведских фрегатов" Фрагмент

Алексей Зубов "Грейнгамская пирамида" Фрагмент

Зубов широко показал панораму города. Он нарисовал дома Васильевского острова, Петропавловскую крепость и здания Петербургской стороны. Кроме того, в панораму вошли здания Литейной части и набережная реки Фонтанки с проектировавшейся колоннадой Летнего сада.

Нева награвирована, как это часто делал Зубов, изображая море, двумя планами. Первый — более темный, с подробной прорисовкой волн и гребешков пены; второй — светлый, где легкими штрихами только намечается поверхность воды. По Неве плывут корабли. Особенности снаряжения и корабельной оснастки переданы с чертежной точностью.

Над панорамой города почти две трети площади гравюры занимает небо с клубящимися облаками. В центре награвирован громадный картуш, который выделяется на гравюре как заключительный мажорный аккорд.

Гравюра огромных размеров, в длину около двух с половиной метров (79X243 см), и исполнена на четырех листах и четырех полулистах офортом и резцом.

Предположения о степени достоверности «Панорамы Петербурга» Зубова реально существовавшему при нем городу в настоящее время уточнены в исследовании Г. Н. Комеловой. Опираясь на большой фактический материал, она определяет принадлежность домов, изображенных на панораме, указывает место, с которого художник делал свою работу.

Эти сведения показывают Зубова добросовестнейшим мастером и определяют многое в его творческом облике. Он умел видеть. Причем из многочисленных возможных позиций на берегах Невы он выбрал такое место, откуда не только были видны многие лучшие постройки Петербурга того времени, но и, не изменяя правды, они могли быть представлены на гравюре самым выгоднейшим образом, подчеркивая уже тогда ощутимую незабываемую красоту силуэта города, когда линии домов по берегам Невы внезапно прерывались устремленными в небо высокими вертикалями шпилей и мачт.

Достоинства творческой работы Зубова на «Панораме Петербурга» выступают наиболее отчетливо. Гравюру огромных размеров он сумел скомпоновать таким образом, что она смотрится как цельная композиция. Перед нами на первом плане изображены суда петровской флотилии и, охватывая этот морской парад плавной дугой, нарисованы берега Невы с раскинувшимся на них городом. Не изменяя себе, более трети изображения Зубов отдает рисунку неба. Гравюра выглядит действительно панорамой города, в котором много света, воздуха и простора.

Алексей Зубов. "Панорама Петербурга" 1716 г.

Алексей Зубов "Панорама Петербурга" 1716 г. Офорт, резец. Государственный Эрмитаж, Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина

Восторг Зубова перед новой столицей естественно и убедительно переходит к нам, зрителям, и без всякого усилия мы, вместе с художником, любуемся как всем могучим невским простором, плывущими кораблями, так и самим городом, его домами, живостью бытовых сценок на набережной.

Чертежная строгость и достоверность изображения кораблей не угнетают нас однообразием, потому что Зубов увлеченно рисует разные типы судов, свободно располагает их на водном пространстве, оживляет изображением деятельной морской прислуги, включая сюда и бот самого Петра I, где он поместил его вместе с Екатериной.

У этой гравюры есть предшественники. В Москве до 1715 года были награвированы два больших вида старой столицы. Один назывался «Вид Москвы с Воробьевых гор» (1707), и сделал его Иоганн Бликлант, другой — «Вид Москвы от Каменного моста» (1708), который сделал тот же И. Бликлант по рисунку Пикарта. Последняя гравюра, одинаковых размеров с «Панорамой Петербурга», вероятно, была знакома Алексею Зубову. При некотором сходстве они значительно отличаются друг от друга.

Вместо темного первого плана, изображающего берег Москвы-реки, на гравюре Зубова мы видим широкий невский простор с плывущими кораблями. Вместо тесной московской застройки, где дома и церкви сливаются, особенно в правой части гравюры, в какую-то серую паутину, где можно ясно выделить только ансамбль Кремля и некоторые другие здания. Зубов представляет нам хорошо различимую в деталях панораму молодого города.

Сама традиция делать развернутые панорамы городов пришла в Россию из Голландии. В этой маленькой стране большинство городов связано с морем, почти каждый из них является памятником тяжелому труду голландцев, которые построили его на земле, отвоеванной у моря. Кстати, в этом есть какая-то близость между голландскими городами и Петербургом. Виды таких городов, как Амстердам, Роттердам, Дельфт, Гарлем, напечатанные в XVII веке с небольших досок и склеенные в большую панораму, хранятся во многих музеях Голландии. К большим видам городов добавлялись еще и маленькие гравюрки с видами примечательных мест данного города или его окрестностей.

И «Панорама Москвы» и «Панорама Петербурга» также имеют дополнения. Для «Панорамы Петербурга» предназначалось одиннадцать видов городов и его загородных дворцов и крепостей. Они были сделаны Алексеем Зубовым и Алексеем Ростовцевым. Из одиннадцати гравюр только четыре подписаны художниками. «Летний дворец» и «Монастырь святого Александра Невского» сделал Зубов, «Петергоф» и «Оранибом» — А. Ростовцев. Остальные семь гравюр — «Гостиный двор», «Дом светлейшего князя Меншикова», «Катерин Гоф», «Адмиралтейство», «Зимний дворец», «Кронштадт», «Котлин остров» — не подписаны. Все одиннадцать видов по стилю исполнения так сходны, что неподписанные гравюры можно с равным успехом относить к работам обоих как в композиции, так и в рисунке. В целом они хорошо дополняют большую панораму.

Алексей Зубов. "Панорама Петербурга" фрагмент

Алексей Зубов "Панорама Петербурга" Фрагмент

«Панорама Петербурга» Зубова выдвигает самого мастера в число лучших русских художников, связанных с изображением прекрасного города на Неве. Имя Зубова не будет забыто, он навсегда останется первым русским художником, который с большой любовью и талантом изобразил молодой, строящийся и уже приобретающий свои незабываемые черты город. Буквально на глазах у одного поколения людей вырастал Санкт-Петербург. На стапелях Адмиралтейства поднимались к небу мачты новых кораблей.

Живопись сохранила образы сподвижников Петра I. Петровская гравюра не многое может добавить к этой галерее. Кисть живее схватывает и ярче передает натуру, чем резец и игла. Гравер часто берет для образца живописные полотна и, конечно, может быть ремесленником, ограничивая свою задачу популяризацией живописи. Но гравер может быть и великим мастером, который в рамках строгих правил своего искусства создает самостоятельные художественные произведения.

Портретная живопись Петровской эпохи обогнала портретную гравюру. Среди русских граверов только Зубов гравировал портреты. В это время в России даже среди иностранцев мы встречаем мало граверов-портретистов. Шхонебек сделал портреты Петра I и фельдмаршала Б. П. Шереметева. Пикарт награвировал символический лист в духе «Насаждения древа государства Российского» с фигурой Петра I и портретами всех русских князей и царей, начиная с Рюрика.

Несколько хороших портретов сделал в конце XVII века в Москве Леонтий Тарасевич, талантливый украинский мастер. Тарасевич работал в Москве в 1682 году — в год рождения Зубова. Свои работы он выполнял по заказу Ф. Шакловитого и награвировал для него портреты царевны Софьи, князя В. В. Голицына и самого Ф. Шакловитого в образе Федора Стратилата. После разгрома стрелецкого бунта, когда Софью заточили в монастырь, В. В. Голицына отправили в ссылку на север, а Ф. Шакловитого казнили, все гравюры с их изображениями разыскивались и уничтожались. Поэтому Зубов вряд ли мог их видеть. Кроме Тарасевича, ни один мастер Оружейной палаты портретов не гравировал.

Алексей Зубов. "Панорама Петербурга" фрагмент

Алексей Зубов "Панорама Петербурга" Фрагмент

Одна из лучших работ Зубова в этом жанре — «Портрет оборсарваира флота Ивана Михайловича Головина». Само изображение, взятое в овал, занимает небольшое место. На остальном поле листа — части корабельного такелажа. Оборсарваир награвирован погрудно, с поворотом в три четверти, на голове у него пышный парик, а руках он держит циркуль и линейку. Портрет исполнен в технике офорта, лицо моделировано пунктиром, как это часто делал Зубов на портретах.

Живость изображения И. М. Головина заключается в выражении его лица с лукавыми, смеющимися глазами. Сразу обнаруживается контраст между внушительной позой и плутоватым, хитрым взглядом. В заметках одного поляка, приезжавшего со своим послом в Петербург в 1720 году, есть сведения об этой работе Зубова и о самом И. М. Головине. «Вечером, когда стал идти дождь, мы отправились в комнаты, где много было вина и пива и где начальник кораблей Головкин (Головин?) нас угощал. Он носит постоянно золотой циркуль, украшенный драгоценными камнями, — в знак своего достоинства. Но все это делается для церемоний: в сущности, не он, а только сам царь знает толк в этом; он только изредка бывает у работников. Царь назначил его начальником, и на каждом пиру сажают его рядом с царем, пьют его здоровье и делают гравюры с его именем. Подарил их он и нам, полякам, которые были вместе с послом».

Эти подарочные гравюры и есть портрет И. М. Головина работы Зубова. Гравюра подписана мастером, но на ней не стоит даты. Вероятно, она была сделана около 1720 года.

Часть 4

В 1726 году Зубов делает три замечательных портрета, исполненных техникой меццо-тинто, — «Екатерина I с арапчонком», портрет княгини Д. М. Меншиковой и портрет княжны М. А. Меншиковой.

На первом листе изображена Екатерина I в рост, с атрибутами царской власти. Она в пышном платье, поверх которого накинута горностаевая мантия. С помощью тонких приемов высветления зернистой медной доски переданы мягкие переходы света и тени, декоративное богатство складок дорогого платья и темного занавеса за фигурой Екатерины. Арапчонок стоит рядом с царицей, и его черное лицо и рука, поддерживающая подушку с державой, еще больше подчеркивают белизну лица, плеч и рук Екатерины.

На портрете внизу подпись: «Персону Тушевал И Адольский — Тушевал Алексей Зубов». Иван Адольский был известным русским живописцем Петровской эпохи, который работал вместе с Зубовым при Санкт-Петербургской типографии. Можно предположить, что Адольский как опытный живописец-портретист повлиял на гравера при совместном создании этого портрета.

Первую работу в черной манере «Персонку тушеванную» Зубов сделал, как уже упоминалось, под руководством А. Шхонебека в 1703 году. Сам факт, что после долгого, почти двадцатитрехлетнего перерыва Зубов вернулся к этой технике, можно объяснить влиянием Адольского, который мог почувствовать в черной манере (меццо-тинто) большие возможности для выявления объемов, контрастов света и тени, чем в гравюре резцом или офорте.

Подлинников двух других портретов Зубова, княгини и княжны Меншиковых, в известных русских собраниях гравюр нет. В отделе гравюры Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина есть только фотокопии, которые сделал еще Д. А. Ровинский с подлинников в Берлинском музее. По ним, конечно, о работах Зубова можно судить только приблизительно.

Зубов выполнил много портретов Петра I, больше, чем все остальные русские граверы: портрет Петра I на карте Европы, портреты Петра I и Екатерины I на двух гравюрах («Свадьба Петра I» и на «Панораме Петербурга»), портрет Петра I для «Книги Марсовой» и для «Кунштов корабельных», конный портрет Петра I, портрет в рост из собрания Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и Государственного Исторического музея, сделанный в 1728 году, и после переезда в Москву — портрет 1734 года. Количество работ, ответственные заказы на исполнение портретов Петра для знаменитых изданий того времени позволяют сделать вывод, что современники считали Зубова лучшим гравером-портретистом. Но именно здесь, в этой большой портретной галерее, мы встречаемся с необычной пестротой в стиле и в манере исполнения, с художественно неоправданным нагромождением различных аллегорий и символических фигур, взятых с гравюр Шхонебека, Пикарта и мастеров Оружейной палаты.

Создавая портреты Петра I, Зубов находился в том же положении, что и авторы предисловий различных книг, издаваемых в петровское время, которые старались, как могли, придумывать достойные для имени Петра эпитеты: «богом венчанный, укрепляемый и прославляемый, священнейший монарх»; «благочестия поборник и разоритель идолослужения»; «неусыпающий в бранях воин-победитель на земле и на суше, любитель мудрости и основатель красоты и славы своего отечества» и тому подобное. Некоторые работы Зубова выглядят иллюстрациями к этой пышной словесной риторике.

Положение Зубова начинает меняться после смерти Петра I. Правда, дела Санкт-Петербургской типографии, в которой постоянно работал гравер, стали плохи уже начиная с 1721 года, когда на место М. Аврамова директором назначили Г. Бужинского. Занимая много других государственных постов, Бужинский тяготился обязанностями директора Санкт-Петербургской типографии, и, в конце концов, как говорили в то время, она пришла в конечное разорение и истощение, 15 декабря 1724 года в типографии побывал сам Петр I. После его посещения начальником ее вновь назначили Абрамова. Возможно, что Абрамов при поддержке Петра смог бы улучшить деятельность своего детища, но события общественно-политической жизни в России изменяют положение сподвижников Петра. После его смерти в течение нескольких лет многих его приближенных устраняют, а некоторые, например Я. В. Брюс, сами отходят от активной политической и практической деятельности.

Алексей Зубов. "Александро-Невская лавра"

Алексей Зубов "Александро-Невская лавра" Офорт, резец. Государственный Эрмитаж

Аврамов, который был ревностным сторонником преобразований Петра I, в это время выступил против его церковных реформ. В царствование Анны Иоанновны он был обвинен во враждебном отношении к церкви и в подрыве самодержавной власти, заточен в монастырь, а затем сослан в Охотск.

Дела типографии идут все хуже и хуже. После закрытия Санкт-Петербургской типографии начинаются мытарства Зубова в Петербурге, которые заканчиваются переездом в Москву.

От этого времени сохранилось его прошение на имя императора Петра II и несколько записей, опубликованных в «Материалах для истории Императорской Академии наук», среди которых имеется единственная, написанная по всей вероятности, Шумахером, характеристика Зубова. Приведем ее по возможности полностью. Он пишет, что один из мастеров, «который Лифляндскую карту грыдоровать начал, от нас ушел, и я подал о нем известие в полицымейстерскую канцелярию, чтоб его сыскать и когда он сыщется, то я его заставлю в железах работать. Ростовцев есть такоже зело непотребный человек: он у меня уже две медные доски заложил, и сие меня принудило Зубова, который кажется весьма добрый человек, принять. Он теперь над плантами работает, а когда они все в готовности будут, то будет он вместе с протчими над ландкартами трудиться». Этот отрывок хорошо представляет атмосферу, в которой работали граверы Академии наук в 1728 году, и отношение к Зубову.

В прошении Зубова на имя Петра II 1728 года он пишет, чтобы ему «денежное жалованье по определенному окладу, из академической канцелярии выдать сполна, чтоб я мог с домашними своими без нужды пропитание иметь и с долгами безволокитно расплатиться». После этого прошения почти через год в Академию наук был написан запрос, в котором спрашивали: «При оной академии сколько грыдорованного и тушеванного дела мастеров имеется и с какими окладами, и имеются ли при них русские ученики и сколько, и вышеупомянутого грыдорованного дела мастер Алексей Зубов в ту академию надобен ли?». На это последовал такой ответ: «Не токмо вышеобъявленный Алексей Зубов при Академии наук, но хотя бы и кроме его и двадцать человек надобны, и оного художества работы есть довольно. Однако из положенной на академию наук суммы им в дачу жалованья производить не из чего, для того, что оной суммы и кроме того и на академию наук в дачу недостает». При этом в ответе сообщалось, что аугсбургский гравер Вортман получает 800 рублей, Эллигер — 300 рублей, Унферцахт — 180 рублей. Денег для жалованья не хватало только русским мастерам. К 1730 году ни одного петровского мастера в штате Гравировальной палаты Академии наук уже не числилось. Очевидно, в это время Зубов, потеряв последнюю надежду получить постоянную работу и жалованье в Петербурге, уезжает в Москву.

В Академии наук Зубов выполнял заказы по случаю; делал карты, планы, нарисовал глобус. В 1727 году, в год, когда закрылась Санкт-Петербургская типография, гравер создает свой последний вид Петербурга.

Сюжет давно ему знаком. Он изображает набережную, по которой прогуливается петербургская знать, Неву с многочисленными кораблями и ботами, каменные бастионы и колокольню с высоким шпилем Петропавловской крепости, широкую Троицкую площадь и высокое, покрытое облаками небо. Художник искусно передает воздух и ветер, который вздувает паруса, играет в полотнищах флагов, гонит по небу легкие облака. Гравер ни в чем не встречает затруднений, ему все подвластно: и тайны техники, и мельчайшие подробности рисунка. Фигуры людей, разнообразнейшие формы судов, игра предвечернего неба — все подмечено на натуре и нарисовано художником с большой свободой и непринужденностью. Вид Петербурга окутан мягким светом заходящего солнца. В своем творчестве художник прощается с этим городом навсегда.

После того как Санкт-Петербург стал официальной столицей Российской империи, Москва сделалась центром оппозиции петровским нововведениям и проникновению на Русь культуры Западной Европы. При Петре I четко определяется граница между официальной гравюрой, обслуживающей интересы государства, и популярной народной гравюрой, лубком. Центром официальной гравюры в XVIII веке становится Петербург, центром создания лубочных картинок становится Москва.

Это ясно определившееся разделение можно заметить и раньше, в искусстве XVII века. С одной стороны, С. Ушаков, А, Трухменский, В. Андреев, явно тяготевшие к западноевропейским формам гравюры, с другой стороны — Леонтий Бунин, совершенно отличный от этих художников мастер, со своим ярким декоративным искусством, очень близким к народному лубку.

В Москве гравировальная манера Зубова меняется. Глядя на его работы этого периода, вспоминаешь, что он в молодости работал в кругу мастеров-иконописцев Оружейной палаты и традиции искусства XVII века ему органически близки. Весь первый период своей деятельности в Москве, во время обучения у Шхонебека и во время самостоятельной работы до отъезда в Петербург, в нем как бы сочетаются два мастера: один работает в традициях Оружейной палаты, другой — новый, находится под влиянием западноевропейской гравюры. В Петербурге эта двойственность почти целиком исчезает, он работает как вполне сложившийся реалистический художник, хотя иногда старые формы дают о себе знать, например в портрете Петра I для «Книги Марсовой», в изображении медальонов в «Грейнгамской пирамиде».

После смерти Петра I, к концу работы Зубова в Петербурге, уже начинается поворот к старому. В 1725 году по заказу синода Зубов делает портрет Екатерины I. Он изображает императрицу по традиции, идущей от картины С. Ушакова «Насаждение древа государства Российского». Сам портрет Екатерины награвирован мастерски. Окружение его сделано уже совершенно в другом стиле. Внизу, у нижнего края гравюры, нарисован ствол дерева, от которого по всему полю листа тянутся лавровые ветки. Среди этих ветвей помещено пятьдесят шесть медальонов с портретами князей и царей Московского государства. Может быть, эту традиционную форму изображения Зубову подсказал синод, чтобы подчеркнуть законность преемственной власти Екатерины I после смерти Петра I. Во всяком случае, в гравюре явственно звучит возврат к старине.

В коллекции отдела гравюры Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Государственного Исторического музея имеются подписанные Зубовым листы — портрет Петра I. Эта гравюра не описана у Ровинского и, видимо, была ему неизвестна. Возможно, она сделана вскоре после переезда Зубова в Москву. На большом листе изображен в рост Петр I. Фигура свободно размещена в пространстве, величие позы удачно подчеркивает горностаевая мантия, охватывающая всю фигуру. Лицо моделировано пунктиром, как это обычно делает Зубов. Привлекает внимание живой, выразительный взгляд царя.

Все эти особенности связывают работу Зубова с его прежними гравюрами. Но фигура на этом портрете, особенно на листе из коллекции Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, уже изображена более плоскостно. Здесь налицо признаки будущих перемен, которые окончательно определятся в портретах 1734 года.

К этому времени Зубов полностью отходит от манеры исполнения своих гравюр петербургского периода и возвращается к старой, знакомой манере, присущей мастерам Оружейной палаты.

В 1734 году Зубов сделал четыре портрета русских царствующих персон: Петра I, Екатерины I, Петра II Анны Иоанновны. Все листы подписаны: «Грыдоровал в Москве Алексей Зубов 1734 г.». Эти работы отмечают резкий поворот в творчестве гравера.

Действительно, портреты 1734 года нельзя сравнить по манере исполнения ни с «Баталией при Грейнгаме», ни с «Панорамой Петербурга», ни с портретами, выполненными в черной манере (меццо-тинто).
 Для всех четырех портретов оригиналами служили работы мастера Гравировальной палаты Академии наук А. X. Вортмана. При сравнении портретов Зубова и Вортмана особенно сильно обнаруживается изменение художественного стиля русского гравера.

Алексей Зубов. "Санкт-Петербург" 1727 г.

Алексей Зубов "Санкт-Петербург" 1727 г. Офорт, резец. Библиотека Российской Академии наук

От оригиналов Вортмана в гравюрах осталась только композиция с центральной фигурой в рост и аксессуары. Все остальное сделано в другом стиле, органически связанном не с западноевропейской гравюрой, а с работами мастеров Оружейной палаты, типографии В. Киприянова и Московской синодальной типографии.

Портреты Зубова 1734 года декоративные, с выявлением линейной, а не объемной структуры образа, продолжают в новых условиях и в другое время старые традиции.

В последний период своего творчества Зубов по-прежнему работает очень много. Около одной трети его творческого наследия составляют листы «духовного содержания». Он выполняет много заказов церкви, богатых и именитых горожан.

Среди поздних работ художника выделяется огромная гравюра «Вид Соловецкого монастыря» (1744). В основе ее композиции лежит старый иконописный образец. Зубов сделал эту гравюру вместе со своим братом Иваном, но различить индивидуальные художественные особенности каждого из них в этой работе невозможно. Круг творческой жизни Алексея Федоровича Зубова замкнулся.

В последний раз имя и фамилия Алексея Зубова упоминаются в церковных исповедных книгах в 1749 году. Вероятно, около 1750 года он скончался.

Его жизнь, особенно в конце пути, отмечена житейскими тяготами и лишениями, но среди забот о хлебе насущном, среди работ для существования мы постоянно видим творческие удачи, где его талант прорывается наружу.

Творчество Зубова, воспринявшее традиции искусства Оружейной палаты и западноевропейской гравюры, насыщенное духом Петровской эпохи, явилось основой для дальнейшего развития русской реалистической гравюры на металле и стало заметным явлением в истории русского изобразительного искусства первой четверти XVIII века.

Работы Зубова открывают жанр пейзажной гравюры, в особенности ее городского и морского видов. Среди мастеров первой четверти XVIII века он считался также и одним из лучших граверов-портретистов.

Техническое мастерство художника не ограничилось только работой в офорте, он, единственный среди русских художников того времени, обращался к меццо-тинто.

Зубов работал с натуры. Так сделаны его «Торжественное шествие после Полтавы», «Свадьба Петра I», «Панорама Петербурга», фейерверки и некоторые другие листы. И это особенно подчеркивает значение его творчества в развитии русского реалистического искусства.

Изображение Зубовым Петербурга и его окрестностей предшествует работам М. Махаева и других художников, которые преемственно продолжили эту тему в нашем искусстве. У М. Махаева чувствуется западноевропейская выучка без примеси, как у Зубова, старых традиций русского искусства. Его строгие перспективные рисунки выверены не только требовательной школой Джузеппе Валериани, но и чертежами, планами, работой на натуре с помощью камеры-обскуры.

В сравнении с ним творчество Зубова выглядит более самобытным. Зубов рано стал работать самостоятельно, без учителей. Рисуя натуру, он полагался только на свои собственные ощущения и впечатления, но он видел и чувствовал масштабами своей эпохи — Энергично, просторно, деятельно, не созерцая окружающий мир, а рассказывая о том, что в нем, буквально на глазах одного поколения, переделывалось, перестраивалось, менялось. Отсюда и темы его гравюр, и бытовые подробности, и широкий охват пространства, увиденного как бы с высоты птичьего полета, будь то морская баталия, праздничное шествие, панорама новой столицы.

Но самое главное в творческом отношении, что отличает этого замечательного русского мастера, то, что Зубов все делал сам — и подготовительные рисунки, и исполнение их на металле. Он видел и мыслил сразу в материале своего искусства, отчего его замыслы точно воплощаются в сделанные им же самим гравюры.

В своих лучших произведениях Зубов полностью преодолел утилитарный характер петровской гравюры первого десятилетия XVIII века. Яркие художественные черты его творчества целиком раскрылись в таких работах, как «Триумфальное шествие после Полтавы», «Свадьба Петра I», «Баталия близ Гангута», «Баталия при Грейнгаме», «Васильевский остров», «Панорама Петербурга».

Зубов наиболее полно и широко отразил бурную эпоху преобразования Русского государства, вдохновенно рассказал нам о строительстве Санкт-Петербурга, о пышных празднествах и фейерверках, о знаменитых петровских баталиях и викториях. Он, пожалуй, единственный гравер во всем русском искусстве, которому посчастливилось явиться выразителем целого периода русской истории, причем периода значительного, переломного, обновившего жизнь Русского государства.

И сейчас мы представляем Петровскую эпоху преимущественно теми образами, которые сохранила для нас гравюра. Историческая ценность работ Алексея Федоровича Зубова усиливается их несомненными художественными достоинствами, и мы видим на его произведениях не только внешние черты петровского времени, но и остро чувствуем сам внутренний, духовный мир эпохи с ее идеалами, надеждами, стремлениями и свершениями!