Ян Кохановский. Песни

На свои книги

Из книги первой

II

Сердце радуется: вышли сроки!
Так недавно снег лежал глубокий,
И деревья были вовсе голы,
И по рекам шли возы тяжелы.

А сейчас луга цветут чудесно,
Лед сошел, и веточки древесны
Одеваются зеленым листом,
И ладьи плывут по водам чистым.

Все смеется. Всходы зеленеют,
Ветер западный над ними веет.
Гнезда вить пичуги замышляют,
Поутру проснувшись, распевают.

Тут бы наслаждаться, веселиться,
Никаких желаний не стыдиться
И не знаться с грустью никакою
Человеку с цельною душою.

И ему не надо опьяненья,
Ни игры на лютне и ни пенья,
Будет весел и с водицы, коли
Ощутит, что он почти на воле.

Но уж чье нутро червь тайный точит,
Тот и яств обеденных не хочет.
Не доходит песнь ему до слуха,
Все идет на ветер мимо уха.

Счастие, какого и не знают
Те, кто стены шелком обивают,
Шалашом лесным моим не брезгуй,
Будь со мною, пьяный я иль трезвый.

III

Жбан ты мой просторный,
Глазурный, узорный,
То спор затеешь, то до слез встревожишь,
То слюбишь-сдружишь, то в постель уложишь.

Что в тебя ни влито,
То и будет пито,
Дай тебя наклоним, чтоб выцедить зелье,
Нам пированье, а гостям веселье.

Даже мудролюбы
К тебе тянут губы,
Ведь и филозофы в древности пивали,
А они глупей нашего едва ли!

И самый степенный
Верит влаге пенной;
Ты дела мудрых и язык их тайный
Предаешь огласке, изветник случайный.

Ты, добрый товарищ,
Надежду всем даришь,
С тобой бодает и бедняк безродный —
Что ему король и гетман коронный.

Не растрачивай мочи, Чтоб пилось до полночи,
Чтоб руки тянулись за полной братиной,
Пока день не сгонит звезды до единой.

VIII

Где б ты ни была, храни тебя бог и милуй!
Я буду твоим, покуда не взят могилой.
Так бог мне судил от века; и не жалею,
Ты сотни других прекраснее и милее.

Не только пригожей прочих ты уродилась,
Но нравом своим с красою лица сравнилась;
И, как изумруд оправой златой удвоен,
Так отблеск души телесной красы достоин.

Я был бы счастлив, когда бы мог убедиться,
Что тело с душой — не мнимое есть единство;
Но в бурных морях плывем не согласно воле,
А мчимся туда, куда нас уносит море.

Но либо любовь сама себе только снится,
Иль хочешь и ты, чтоб я не мог усомниться.
Надеждой такой живу; а если иное —
Не нужно тогда существованье земное!

XII

Я признаюсь, ибо уж скрывать нету смысла:
Не поверил бы, чтоб грусть так Душу изгрызла,
Не поверил бы, чтоб вдруг досталось мне это;
Не сулила того никакая примета.

Но надежда умчалась, как листок на ветрах,
И уж надо мной потешается недруг.
Ведь другой без труда достает, что захочет,
А меня за старанье злой жребий морочит.

Сам я собственной рукой городил ограду,
Чтобы никто не нанес вреда винограду,
Поливал, чтобы его солнце не сушило.
Укрывал, чтобы его вьюга не студила.

Но когда уже мечтал отдохнуть от тягот,
Неизвестный злодей мне не оставил ягод,
Наслаждается тем, что легко достается.
А я гляжу — и вот-вот сердце разорвется.

Чтоб ему не впрок пошло, чтоб слег от поноса
Не пойму, как он унес грозди из-под носа!
Видно, уж не дождаться мне ягоды свежей —
Буду лапу сосать да реветь по-медвежьи.

XV

Не моим стараньем — само случилось,
Милая, что вдруг я попал в немилость.
Не знаю причин, сыскать не умею,
Разве кто другой стал тебе милее.

Что тут говорить? Могу лишь томиться,
Только одному как не подивиться:
Откуда у женщин непостоянство —
Словно зефиры в душе их таятся?

В недавние дни был счастливец или
В числе таковых друзья меня мнили,
И мог я всего от тебя добиться,
И казалось, что весь я в небе, как птица.

Но ветер иной подул в мои вежды,
Лишился всего и нету надежды;
Какой-то ведьмой я был околдован,
Каким-то словом я был зачарован.

Пускай же твой жребий будет удачен
И сердце найдет того, кто назначен;
Но друга снискать нелегкое дело —
Боюсь я, что ты его проглядела.

Не верь, коль любят за губки, за щечки —
Подобный стоит на зыбком мосточке:
Ведь солнце восходит и пропадает
И что-то с годами нас покидает.

А время придет последней услуги,
То для похорон найдутся ли други?
О, дружбу мою прервет лишь могила!
Но лучше бы ты меня хоронила!

XVI

Монархи над страной имеют власть велику,
А над монархами верховный есть владыка,
Который и землей и небом правит вечно
И власть которого над миром бесконечна.

Не с одинаковым все счастьем в мир приходят:
Тот шире всех других плетни свои городит,
Другой славнейшую имеет родовитость,
Иной — знатнейшая на свете знаменитость.

У третьего друзей не счесть. Но непреклонна
Смерть справедливая, и от ее закона,
Кто б ни был, не уйдет: кто первый жребий вынет, —
Слуга ли, господин,— тотчас сей мир покинет.

Над чьею выей меч дамоклов нависает,
Того ни пития, ни яства не прельщают.
И пенье сладкое не даст им задремати,
Но сходит к бедным сон и в жесткие кровати.

А чьи достаточно умеренны желанья,
Того не огорчат ни бури в океане,
Ни град, ни снегопад, ни скверная погода,
Когда на зной иль хлад возропщет вся природа.

Становится в морях дельфинам тесновато —
Ужо и на воде возводятся палаты,
Вослед за слугами взялся за это дело
И господин — земля ему уж надоела.

Но ужас и боязнь сопутствуют и знати —
Не может властелин их от себя прогнати.
На судно стройное иль на коня садится —
Тоска на корабле иль за седлом гнездится.

А коль сердечных ран не могут врачевати
Ни мрамор, ни шелка — с какой я буду стати
Завидовать дворцам и всем затеям прочим,
Когда с охотой жить могу я в доме отчем,

XX

Уж кутить так кутить — в самом деле!
Пейте, братья, коль бражничать сели, —
Натощак и плясать не потянет,
А вино подурачиться манит.

Никого не зовите здесь паном,
Здесь не место спесивым и чванным,
Превосходство на гвоздик повесьте,
Ты, слуга, с господином сядь вместе.

Сановитость, чиновность, степенность —
Что в них толку, какая в них ценность!
Знайте: путность с беспутностью надо
Сочетать — вот в чем жизни услада!

А теперь, чтоб добраться до сути,
Дополна мне налить не забудьте:
Разве было когда-то и где-то,
Чтобы трезвость хранили поэты?

Так! Глаголу поэзии вторя,
Вы не ждите погоды у моря,
А привольно и что захотите
На ушко вашим милым плетите.

Не люблю с мудрецами водиться,
Неспособными въявь убедиться
В том, что время бежит и никто ведь
Не способен ему прекословить.

Значит, нынче пируй, развлекайся,
О грядущем гадать не старайся:
Что давно уж решил царь небесный —
То для смертных вопрос неуместный!

XXII

О мой разум! Зря томишься в печали!
Что пропало — к нам вернется едва ли;
Было время — счастье верно служило,
Ни о чем тогда душа не тужила.

Ну а нынче небо к нам не радушно,
То, что любим, к нам давно равнодушно.
Что здесь скажешь? Видно, напрасно бьемся,
Лучше до добрых времен сбережемся.

И не мни, что один ты в этой неволе,
Поискать — таких найдешь и поболе.
Но порою людям чувство послушно,
Страдая душой, смеются наружно.

А мне уменье скрывать не дается;
На сердце болит — лицом выдается;
Но вижу, что зря пребывать в печали —
Пропавшее к нам вернется едва ли.

XXIII

Порой неплохо скрыть то, что тебя волнует,
Дабы не думал враг, что он восторжествует,
Но лучше бы всего зараз с тоской расстаться,
А с черствой госпожой немедля распрощаться.

Так много я страдал, что и поведать стыдно.
И то, что я — простак, конечно, сразу видно:
Столь долго позволял себя водить я за нос,
Не знав, что ни во грош я оценен останусь!

Порой учтивостью всю ярость переборешь,
С неблагодарностью ты верностью поспоришь,
Но что толк в верности, не быть за ней награде,
Коль ветреный был ум с моим умом в разладе!

Бог с вами, сумрачны, неблагодарны сени,
Познавшие мои печальные хожденья.
Пусть плесень кроет вас и паутины сети,
Пусть сгложет ржавчина замки неверны эти!

XXIV

Бьют часы! Закат, смеркайся!
Меланхолия, кончайся;
Целый день ты мной владела,
Вечером — другое дело!

Кто не шут перед Предвечным!
Почитаясь безупречным,
Чванясь, тужась, пыжась, силясь,
Из ошибок кто не вылез?

А попробуй убедиться,
Что вокруг тебя творится, —
Более всего похоже:
Человек — игрушка божья!

Все чины, все награжденья —
Явственные заблужденья,
Ибо смерть всех радом ложит;
Власть ни в чем тут не поможет.

А особо неприглядны
Те холопы, что, нещадно
Для других сбирая дани,
Сами мрут от голоданья.

Если бы и дети тоже
Были на отцов похожи —
Белый свет по той причине
Стал бы хуже темной скрыни!

Но премилостив Создатель:
То, что накопил стяжатель,
Расточитель мигом сплавит —
Мира голод не задавит!

Смерть и на дельцов управа!
Ты, отец, мог мыслить здраво,
Сын же, счет ведя лабазам,
Не берет в наследство разум.

И поэтому черт с ними,
С поученьями пустыми,
Пусть они летят на днище
Фукерова сундучища.

Нам же и вина хватает,
От него вся скорбь растает,
Окропленна влагой этой,
Все равно что снег пригретый!

Из книги второй

III

Сколь ни высок твой чин, а все ж не верь Фортуне!
Чтоб колесо ее не повернулось втуне,
Следи внимательно, зане сия особа
Весьма изменчива. Гляди за нею в оба!

Не верь ни в золото, ни в камни драгоценны,
Понеже каждый час возможны перемены —
Все, что она дает, забрать обратно может,
И право давности, увы, тут не поможет.

Все те, которые с тобой якшаться склонны,
Фортуне лишь твоей кладут свои поклоны,
А скроется она, глядишь, и их не стало,
Как тени в час, когда светило отблистало.

Как очи собственны Фортуна заслоняет,
Так и людей она похлебством оглупляет,
Чтоб задирать губу пытались выше носа,
Не видючи других, а глядючи — то косо!

Во власти Счастья все! И должен ты стараться
При этом на таку опору опираться,
Чтоб хоть кой-чем владеть не потерял ты власти,
Коль всех своих даров тебя лишает счастье.

То — добродетель, дар драгой и бесподобный.
Сей драгоценный клад не вырвет недруг злобный,
Не унесет поток, не сгложет пламень жгучий.
Над остальным же всем владычествует случай!

VII

Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили,
Нет спасенья от пыли,
Реки пересыхают,
Опаленные злаки о дождике к небу взывают.

Дети, флягу — в колодец; стол ставьте под липами теми,
Чтоб хозяйское темя
Защитила прохлада, —
За посадку деревьев в горячее лето награда.

Ты со мной, моя лютня: пусть струн благозвучное пенье
Умеряет смятенье,
Ты звучи, не печалясь,
Чтоб за рдяное море лихие тревоги умчались.

XI

С благоразумьем нельзя расставаться,
Когда несчастья начнут с тобой знаться;
И пусть высота головы не вскружит
В тот час, как удача с тобой подружит.

Пусть ты человек степенный, достойный,
В заботах прожил свой век беспокойный,
Но все же порой на вольном досуге
Денек проведешь в приятельском круге.

Вели накрывать под явором старым,
Где пенится ключ, под стать нашим чарам;
Вели подавать, пока жбан не допит,
Пока длятся дни и смерть не торопит.

Лишишься всего, что добыл когда-то,—
Дворов, волостей, построек и злата,
И как бы велик твой ни был нажиток,
Наследнику лишь и будет прибыток.

Для смерти равно и рабство и барство,
Ничем от нее не купишь лекарства;
Чей жребий метнет орлом или решкой
— Сбирайся и все, да только не мешкай!

XIV

Вы, государством управляющие люди,
Держащие в руках людское правосудье,
Уполномочены пасти господне стадо,
Вам, пастырям людским, скажу я, помнить надо:

Коль вы на сей земле на место сели божье,
То, сидючи на нем, обязаны вы все же
Не столько о своем заботиться доходе,
Сколь думать обо всем людском несчастном роде.

Над всеми меньшими дана вам власть велика,
Но и над вами есть на небесах владыка,
Которому в делах придется отчитаться,
И будет не весьма легко там оправдаться.

Он взяток не берет, и он не разбирает,
Кто хлоп, а кто себя вельможей почитает,
В сермягу ли одет, во ризы ли парчовы,
Но, если виноват — влачить ему оковы!

Мне все же кажется, что с меньшим безрассудством
Грешу: лишь сам себя гублю своим распутством,
А преступления распущенного барства
Губили города, дотла сжигали царства!

XXII

Будь вековечно со мной неразлучна,
О, многострунная, столь сладкозвучно
Ныне славянски глаголы вещая,
Лютня златая,

Принадлежавши во время былое
Греку, который охоч был до боя,
Но, меж мечами причалив с разбегу
К тихому брегу,

Пел Муз парнасских, и Давшего вина,
И Афродиту, и с ней ее сына,
И черноокого смуглого Лика
Прелесть велику.

О, слава Феба, услада блестящих
Столов небесных! Столь многих скорбящих
Ты утешительница. Дай и мне ты
Утеху эту!

XXIII

О, Зофия, розы эти,
Как и лилии, в расцвете
Пребывают не навечно,
Ибо юность быстротечна.

Время мчится, будто воды.
У хорошенькой Погоды
Гол затылок, и за пряди
Не ухватишь ее сзади,

Пролетит и зимне время,
Но коль пал снежок на темя —
И весна и лето минут,
А седины прочь не сгинут!

XXV

Что от нас ты хочешь, Боже, за свои щедроты,
За свои благодеянья, коим нет и счета!
Ты не только во костеле — все полно тобою:
Бездна, море, чисто поле, небо голубое.
Знаю, ты не жаждешь злата — ибо ведь твое лишь
Все, что людям в этом мире счесть своим позволишь.
И от чистого мы сердца чтим тебя, о Боже,
Ибо жертвы не найдется для тебя дороже.
Ты, владыка бела света, создал свод небесный
И украсил его звездной росписью чудесной,
И заложил ты фундамент для земли громадный,
Наготу ее прикрывши зеленью нарядной.
Ты повелеваешь морю знать свои границы,
И оно сии пределы перейти страшится.
Рек земных не иссякают мощные потоки,
Ясны дни и темны ночи знают свои сроки,
Следом за весной цветущей колосится поле,
Лето во венце из злаков — по твоей же воле.
Осень нам подносит вина, плод в саду фруктовом,
Чтоб во дни зимы ленивой жить на всем готовом.
Ты ночной росой питаешь травы утомленны,
И дождем ты орошаешь злаки опаленны,
И по милости великой даришь пропитанье
Человеку, как и зверю, щедрой своей дланью.
Будь бессмертен, господин наш, славный бесконечно!
Пусть добро твое и милость не иссякнут вечно,
И пока ты соизволишь, будем мы хранимы,
Боже, на земле сей низкой крыльями твоими!