Ренессанс

Гольциус. Фаэтон в чертогах Феба

Между двумя благородными юношами — Эпафом, сыном Юпитера и Ио, и Фаэтоном, сыном Феба и Климены, — разгорелся спор. Эпаф обвинил Фаэтона, что тот напрасно похваляется своим происхождением от бессмертного. Обиженный Фаэтон бросился к Климене, умоляя ее доказать, что он «сотворен от небесного корня». Климена, воздев руки к небу, поклялась: «Фебом рожден ты!» Фаэтон, услышав клятву матери, отправился в гости к отцу — его чертоги находились где-то на Востоке, судя по тому, что Фаэтон прошел Эфиопию и Индию.

Ласково принятый отцом, Фаэтон попросил Феба позволить ему прокатиться на солнечной колеснице, чтобы все убедились в его солнечном происхождении. Связанный необдуманным обещанием, Феб, хотя и предвидя печальный исход, позволил Фаэтону занять свое место. Как он и предполагал, все кончилось трагедией. Фаэтон не удержал вожжи, огненная колесница приблизилась к земле и зажгла ее поверхность. Огромный пожар, из-за которого страдали даже морские боги, грозил уничтожить всю Вселенную. Тогда стали черны эфиопы и высохла Ливия, тогда же испуганный Нил спрятал свою голову — и доныне неизвестны его истоки. Сама Мать-Земля взмолилась пересохшей от жара гортанью, и Юпитер, вняв ее мольбам, обрушил свои молнии на Фаэтона. Фаэтон погиб, ввергнутый в бездну.

Г.Рени. Падение Фаэтона

Миф о Фаэтоне стал символом наказанного дерзкого самолюбия. В то же время дерзость смертного, попытавшегося стать солнцем, необычайно привлекательна. Уже в XX веке этот подвиг в подражание Фаэтону совершил Маяковский, но его разговор с Солнцем не имел таких трагических последствий.

Сплетение дерзости и обреченности в мифе о Фаэтоне привлекало множество авторов, по-разному трактовавших эту историю. Условно можно выделить две основные интерпретации: натуралистическую и аллегорическую. Натурализмом страдают в основном современные мифологические справочники, утверждающие, что спор божественных бастардов здесь ни при чем, а дело в том, что в древности была какая-то космическая катастрофа, запечатлевшаяся в памяти народов, а народная фантазия создала сказку о падении объятого огнем мальчика.

Аллегорические трактовки принадлежат в основном средневековым авторам. Фаэтона сравнивали с невежественным философом, дерзнувшим приблизиться к солнцу божественной мудрости (параллель с падением Симона Мага).

Судьбу Фаэтона также сравнивали с судьбой Содома, и бедный сын Феба становился аллегорией человеческих пороков. В «Комментариях» Ландино к Данте Фаэтон и Икар означали всех, кто в своей гордыне слишком заносится, и попадали в ряд «низвергнутых» вместе с Иксионом, Танталом и грешными ангелами.

Беатризет (по рисунку Микеланджело) Падение Фаэтона

Защитником Фаэтона выступил Микеланджело. Он создал несколько рисунков на этот сюжет, один из которых подарил Томмазо Кавальери. На рисунке изображен несчастный Фаэтон, сбрасываемый Зевсом с колесницы. Рисунок находит объяснение в письмах Микеланджело к Томмазо Кавальери, где он трактует сущность неоплатонической любви. Человеческая душа, объятая любовью к неземному совершенству, опалена пламенем, как Фаэтон молниями Зевса. Любить совершенство столь же естественно, сколь естественно желать приблизиться к нему, хотя это приближение грозит неминуемой гибелью. Фаэтон стал символом любви неоплатоников, любви, сжигающей не только любящего, но и весь мир. Фаэтон «мчится, подобно тому, как звезда из прозрачного неба//Падает...», и как поэтический образ остается во всей мировой литературе вплоть до Мальчика-Звезды Оскара Уайльда, поздней вариации неоплатонической любви, несколько снижающей катастрофичность микеланджеловского чувства до уровня светского морализаторства.

Санто ди Тито. Сестры Фаэтона превращаются в тополя

Внизу, на Земле, мечутся испуганные женские фигуры. Это сестры Фаэтона, чей плач о погибшем брате был столь горестен, что боги превратили их в деревья. С ними друг Фаэтона, Кикн, превращенный в лебедя. Микеланджело, дабы не мешали детали, опускает подробности превращений, вызванных падением Фаэтона. Но именно на них сосредоточен флорентийский художник конца XVI века Мазо да Сан-Фриано. Его «Падение Фаэтона» сделано как странная и забавная сказка для услады придворных знатоков античности. Столь же повествователен и Генрик Гольциус, сделавший рисунки для серии «Падение Фаэтона». Один из них — уникальное в истории искусства дословное изображение чертогов Феба, как они описаны у Овидия:

...Сидел перед ним, пурпурной окутан одеждой,
Феб на престоле своем, сиявшем игрою смарагдов.
С правой и левой руки там Дни стояли, за ними
Месяцы, Годы, Века и Часы в расстояниях равных;
И молодая Весна, венком цветущим венчанна;
Голое Лето за ней в повязке из спелых колосьев;
Тут же стояла, грязна от раздавленных гроздьев и Осень;
И ледяная Зима с взлохма-ченным волосом белым.

О. Редон. Фаэтон

Столь насыщенная всевозможными аллегориями сцена была лучшим сюжетом для прихотливого вкуса маньеризма. Барокко больше любило изображать мчащегося Фаэтона на вздыбленных лошадях. Сюжет освобождался от многозначности ренессансной трактовки, главным в истории Фаэтона стала абстрактная динамика. Юноша на фреске Гвидо Рени мог бы стать любым другим богом или героем, не обязательно Фаэтоном. Ведь для него в мифе самое главное — возможность показать отпрянувших в разные стороны лошадей.

Еще более условен Фаэтон Одилона Редона. Упоенный красотой и мощью небесных лошадей, художник почти не обращает внимания на бедного мальчика, обреченного на гибель среди восхитительного и враждебного небосвода.

Миф превращается в декоративную абстракцию, напоминая о той вселенской катастрофе, что произошла в прошлом и — не дай Бог — ожидает нас в будущем.

(Аркадий Ипполитов)