Ренессанс

Философия

Глубокие экономические, политические, социальные сдвиги, происходящие в Италии во второй половине XIII в. и проанализированные нами выше, должны были отозваться в сфере идеологической. И действительно, во всех без исключения областях этой сферы происходят серьезнейшие принципиальные изменения, идет ожесточенная борьба. Старая, выработанная веками феодальной жизни идеологическая система отнюдь не собирается сдавать свои позиции без боя, новая система, только создаваемая новыми социальными силами, причем создаваемая из разных, иногда гетерогенных элементов, не сразу находит пути для своего выражения. Сочетания, весьма различные и своеобразные, этих двух беспрерывно борющихся между собой систем делают конец XIII в. в Италии в идеологическом отношении периодом исключительно плодотворным, но и трудно поддающимся анализу.

Как мы уже упоминали выше (см. гл.I, §3), феодальная идеология перед лицом грозящей ей смертельной опасности собирает свои еще весьма немалые силы и, опираясь на многовековую работу своих богословов и философов, зрелую, достигшую апогея своего развития систему доводов и доказательств, выдвигает произведения, долженствующие в едином грандиозном синтезе объяснить без остатка и раз и навсегда все, с чем встречается в жизни человек, дать систему, которая своей полнотой и универсальностью исключила бы возможность возражений и нападок. Авторами таких всеобъемлющих, подытоживающих произведений являются два итальянских богослова —• Бонавентура и Фома Аквинский.

Бонавентура, в миру Джованни да Фиденца, родившийся в 1221 г. в Тоскане, в 1238 г. вступил во францисканский орден, учился в Парижском университете, где в 1257 г. получил степень магистра. В этом же году он был избран генералом францисканского ордена, а в 1273 г. — кардиналом. Он умер в 1274 г. на Лионском Соборе, в работе которого принимал активное участие.

Видный церковный деятель, один из столпов папского престола, выступающий в период, когда этот престол сильно нуждается в опоре, Бонавентура в своих многочисленных писаниях является страстным и убежденным защитником богословской традиции средневековья. Он не старается внести в нее что-нибудь новое, сказать свое слово, а стремится подытожить, выразить все наследие средневекового богословия в ясной, понятной и стройной форме. «Я собираюсь, — пишет он в начале одной из своих важнейших работ — комментариях к «Сентенциям» Пьетро Ломбардо, — не выдвигать новые мнения, но свести воедино общераспространенные и получившие всеобщее одобрение».

Стремясь синтезировать ученье средневековых богословов, Бонавентура делает это в духе мистического направления, как представитель богословского платонизма или августинианства, ведущего длительную борьбу с богословским перипатетизмом, или схоластикой — в узком смысле этого слова. Принимая вместе со всем средневековым богословием систему мира, в центре которой стоит Бог, создатель и причина всего сущего, и считая, что целью и задачей всякого человеческого существования, всех законных и праведных человеческих устремлений является познание Бога и слияние с ним в процессе этого познания, Бонавентура свое наиболее прославленное произведение — «Путеводитель души к Богу» («Itinerarium mentis in Deum») (1259 г.) посвящает пути, который человеческий дух должен пройти, чтобы постичь Бога. Путь этот, как учили мистики, идет через наблюдение образа божьего в окружающем нас мире и особенно через погружение в собственную душу, в лучших качествах которой заложено подобие божье. В результате этого наблюдения и погружения в себя праведный человек подымается до непосредственного ощущения Бога, до страстной, самозабвенной любви к нему, которая и является целью жизни.

В этой системе, так же как и в проповеди создателя ордена, генералом которого был Бонавентура, человек и окружающий его внешний мир не отвергаются, не предаются презрению, но и не считаются ценными сами по себе, а воспринимаются как один из этапов пути, ведущего к слиянию с Богом. Для мистицизма Бонавентуры, недаром числящегося святым католической церкви, реальность существует не как таковая, а как бледное отражение величия творца, все же не представляющая ни самостоятельной ценности, ни самостоятельного интереса.

Ученье и личность Бонавентуры, прозванного серафическим доктором (doctor seraphicus), оказали весьма большое влияние как на философию, так и вообще на идеологию всей Западной Европы и особенно его родины — Италии. Однако это влияние не может быть сравнено с воздействием на всю последующую идеологию его современника и друга Фомы Аквинского.

Фома родился в 1227 г. в знатной южноитальянской семье графов Аквино. В 1243 г. он вступил в доминиканский орден, стал учеником крупнейшего философа начала XIII в. Альберта Великого, обучался у него в Париже и в Кельне. В 1257 г. (одновременно с Бонавентурой) получил степень магистра. Затем он вернулся в Италию (первый раз в 1260—1261 г., окончательно в 1272 г.) и умер в 1274 г. во время поездки на Лионский Собор.

За 48 лет своей жизни Фома написал громадное количество богословско-философских произведений, среди которых своим охватом и размерами выделяется не вполне законченная «Сумма богословия» («Summa theologica»), ставящая своей задачей дать в едином синтезе философское осмысление всего, с чем встречается человек.

Если Бонавентура завершает развитие мистического направления в средневековой философии, то Фома дает наиболее совершенное выражение схоластике в узком смысле слова, т. е. направлению, стремящемуся разрешить все проблемы бытия, особенно высшей ступени этого бытия — Бога —¦ путем рассуждения, создания единой логически замкнутой системы, а не путем вчувствования и любовного восторга, как это делали мистики.

Философско-богословский синтез Фомы Аквинского, прозванного «ангельским доктором» (doctor angelicus), недаром является общепризнанным наиболее полным и всеобъемлющим выражением богословского идеализма средневековья и не потерял своего влияния в системе реакционных идеологий и до настоящего времени.53 Он действительно является исключительно полным, охватывающим буквально все стороны жизни, и притом чрезвычайно слаженным, логически стройным и обозримым при всей своей грандиозности. Опираясь в своем учении на произведения Аристотеля, впервые ставшие доступными в полном переводе в XIII в., Фома сохраняет некоторые, правда, трансформированные элементы платонизма и использует все наиболее ценное с его точки зрения из наследия схоластики.

Само собой разумеется, что в центре системы «ангельского доктора» стоит Бог — чистое действие, от которого происходит все существующее только в возможности и превращаемое действием бога в реальное, т. е. существующее. Перипатетическое противопоставление действия (actio) и возможности (potentia) лежит в основе синтеза Фомы и проявляется в многоразличных сочетаниях и соотношениях, которые предстают перед нами в виде сочетаний субстанции и акциденции (сущности и свойства), формы и материи, сущности общей и сущности индивидуальной, причем воздействие первой на второе происходит при помощи движения (motus).

Эта система дает Фоме возможность включить в свой синтез разрешение ряда вопросов, над которыми билась схоластика, причем разрешение это, сохраняя логическую стройность и цельность системы, в то же время оправдывает и философски осмысляет многие явления, которые настоятельно выдвигала итальянская жизнь XIII в.

Так, разрешая более чем вековой спор между реалистами и номиналистами, Фома считает, что «истинной сущностью является индивидуальное», а универсальное приобретает свою форму, каковая является вполне независимой «благодаря субъективной работе нашего разума», т. е. становится на точку зрения, которая, сохраняя существование общих понятий, ставит их в зависимость от существования индивидуальных вещей.

Так, отвечая на вопрос о возможности объективного изучения природы, вопрос, ставящийся во всей его остроте жизнью XIII в., Фома считает, что познание определяется свойствами познающего лица, но поскольку предпосылкой этого познания является подобие познаваемого предмета, содержащееся в познающем лице, причем это подобие определяется совместным действием познающего и познаваемого, постольку акт познания открывает объективную сущность познаваемого, чем расчищается дорога для естественных наук и вообще реалистического подхода к окружающему миру.

Наконец, на вопрос о путях, которых должен придерживаться человек в своей земной жизни, т. е. на основной вопрос этики, «ангельский доктор» отвечает, выдвигая принцип «справедливой середины». Хотя, конечно, предпочтительнее жизнь праведная в полном смысле этого слова, т. е. жизнь, не обремененная заботами о земных вещах, и в первую очередь о богатстве, но богатство само по себе не является чем-либо греховным; человек имеет право им обладать и заботиться о его приобретении. Он должен только в этой и других своих земных заботах постоянно помнить о том, чтобы не нарушать законов морали, делиться своими излишками с ближними и смотреть на себя как на временного хранителя и распорядителя, а не полного собственника богатств. Блага земной жизни, богатства следует рассматривать не как самоцель, а как средства, необходимые для нормального функционирования духа, и поэтому умеренная забота об их приобретении и умеренное пользование ими вполне дозволены. «Грех состоит в нарушении этой умеренности» («in excessu huius mensurae consistit peccatum»). Так принцип «справедливой середины», разрешая в определенных границах заботу о земных благах, включается в богословско-философскую систему схоластики и, следовательно, оправдывает всю бурную экономическую деятельность пополанов современной автору Италии, накладывая на них только некоторые, и притом формальные, ограничения.

В грандиозных, пользовавшихся громадным успехом и непререкаемым авторитетом сочинениях Бонавентуры и Фомы Аквинского нашла отражение идеология феодализма. Четкие, классически ясные формы этих произведений, рассчитаны на то, чтобы противостоять бурно плещущим волнам новой жизни, в самой себе содержащей зародыши отрицания старой системы. Задача эта оказалась выполненной только частично. Действительно, хотя в ближайшие за созданием этих классических произведений феодализма десятилетия почти никто не осмеливается прямо, открыто выступать против этой системы — она еще признается, исповедуется, развивается повсеместно,— но новая, яркая, иногда грубая, революционная и революционизирующая жизнь идет своим чередом, не стесняемая теми хитроумными логическими сетями, которые на нее стремятся набросить «серафические» и «ангельские» доктора, развиваясь по своим законам, неизбежно и неуклонно прорывающим эти сети.