Ренессанс

Когда я созидаю на века,
подняв рукою камнедробильный молот,
тот молот об одном лишь счастье молит,
чтобы моя не дрогнула рука.
Так молот Господа наверняка
мир создавал при взмахе гневных молний.
В Гармонию им Хаос перемолют.
Он праотец земного молотка.
Чем выше поднят молот в небеса,
тем глубже он врубается в земное,
становится скульптурой и дворцом.
Мы в творчестве выходим из себя.
И это называется душою.
Я - молот, направяемый Творцом.

Микеланджело Буонарроти (перевод А.Вознесенского)

Эпоха Возрождения явилась величайшим прогрессивным переворотом из всех пережитых до того времени человечеством, эпохой, которая «нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености».

История человеческой культуры знает немало взлетов, ярких расцветов, художественно обильных, интеллектуально богатых и плодотворных эпох. И все же, европейский — в первую очередь итальянский — Ренессанс XIV—XVI вв. стал Ренессансом с заглавной буквы — всем ренессансам Ренессанс.

Да и сам этот термин — Возрождение — возник именно тогда, в среде флорентийских поэтов, художников и знатоков древности (по-итальянски — Ринассименто, но во все европейские языки вошло французское слово Ренессанс), когда в Европе, в ее культурной и общественной жизни стали происходить существеннейшие изменения. Поэтому особенно значим культурный переворот, совершенный Ренессансом, разумеется, для духовной жизни Европы. Но прямо или косвенно, сразу или через несколько столетий он сказался на культуре и жизненном укладе всех народов мира, потому что именно ренессансный дух — индивидуальной свободы, смелого познания, преклонения перед античной, прежде всего эллинистическо-римской всемириостью, интеллектуальной ненасытности — позволил европейцам занять политическую, культурную и экономическую гегемонию во всем мире.

Но начииздось Возрождение очень скромно, вполне невинно и уж тем более не повсеместно. Родина Возрождения — несомненно, Флоренция («Афины Италии»). И это не удивительно. Именно во Флоренции в 1293 г., то есть как раз на заре Возрождения, была принята первая, фактически, республиканская конституция в христианской Европе, причем конституция весьмя демократическая, предусматривавшая разделение власти на законодательную (синьория) и исполнительную, главой которой, а также командующим ополчением был «гонфалоньер (знаменосец) справедливости». Все ремесленные цехи избирали в синьорию равное число депутатов. Флоренция была городом богатых купцов, владельцев мануфактур, огромного количества ремесленников — ткачей, щелкоделов, меховщиков, — их интересы представляли цехи. Кроме того, очень многочисленными для того времени были цехи врачей, аптекарей, музыкантов. На удивление много было юристов — адвокатов, стряпчих, нотариусов. На душу населения их приходилось значительно больше, чем в России конца XX в. Флорентийские банкиры конкурировали только с ломбардскими. Они финансировали римского папу, германского императора, французского короля, флорентийская монета — золотой флорин, чеканившаяся с 1252 г., считалась наряду с венецианским дукатом самой полновесной в Европе.

Казалось бы, этой банковско-ростовщической, купечески-сукнодельческой республике что за дело до искусства и поэзии? Но оказывается, там, где имеются гражданские свободы, там, где экономическое преуспеяние, там и рождаются новые творческие идеи. Именно во Флоренции, а чуть позже — в Сиене, Ферраре Пизе складываются кружки образованных людей, которые называли гуманистами. Но не в современном — нравственном — значении этого слова, указывающем на человеколюбие уважение к человеческому достоинству, а в более узком - образовательном смысле. Ведь сам термин произошел от названия того круга наук, которыми занимались поэтически и художественно одаренные флорентийцы: studia humanitatis. Это те науки, которые имели своим объектом человека и все человеческое в противоположность studia divina — всему, изучающему божественное, то есть теологии. Это не значит, конечно, что гуманисты чуждались теологии — напротив, они были знатоками Писания, патристики (святоотеческой литературы, то есть работ отцов церкви, а гуманисты более позднего времени — особенно XVI в. сами первоклассные богословы, как, например, Эразм Роттердамский или Иоганн Рейхлин). Но ранние флорентийские гуманисты, чаще всего политические деятели, адвокаты, правоведы, например, великий Данте, бывший дипломатом и депутатом от партии «белых гвельфов» (в двух основных партиях Флоренции — партии гвельфов и партии гиб-белинов — иногда происходили расколы), Франческо Петрарка — не только великий лирический поэт, но и автор политических стихотворений; а также целая группа ораторов, публицистов XV в. — Колюччо Салютати, Леонардо Бруни, Джаноццо Манетти, Маттео Пальмиери, Донато Аччайуоли, Ала-магаю Ринуччини. Их литературно-публицистическое творчество лежит в русле гражданского гуманизма. Но гуманизм — не политическая доктрина, хотя политика всегда входила в сферу интересов гуманистов. Тем более, что их как людей образованных, знающих языки, говорящих на правильной латыни, искушенных в правоведении, красноречии, зачастую знающих фортификацию, математику, архитектуру, инженерное дело, а иногда и астрологию, и алхимию, стремились привлекать на должности посланников, советников, секретарей, канцелеров как республиканские правительства городов Италии (Флоренции, Венеции, Генуи), так и различные монархи, включая папу римского.

И все же, главным направлением деятельности гуманистов была филологическая наука. Гуманисты начали отыскивать переписывать, изучать сначала литературные, а затем художе* ственные памятники античности, в первую очередь статуи. ТеМ более, что и во Флоренции — древнем городе, основанном еШе в античности, и в Риме, и в Равенне, и в Неаполе сохранилось более всего греческих и римских статуй, расписных сосудов, раконец, зданий. Впервые за тысячу лет христианства к античным статуям отнеслись не как к языческим кумирам, а как к произведениям искусства. То же самое можно сказать и об античных книгах. Разумеется, античные мыслители не были позабыты бесповоротно — ив эпоху так называемого каролингского возрождения, то есть В К в., И через столетие, в правление императора Отгона, да и вообще на протяжении всего Средневековья древние рукописи переписывались в монастырях — иначе бы они просто не дошли даже до времен Возрождения, ведь оригиналы не сохранились. А на философии Аристотеля Фома Аквинский, создатель теологической системы католицизма, построил картину мира, которую церковь приняла за догму. Не умирало и античное прикладное искусство, унаследованное византийским художественным ремеслом.

Но именно с гуманистов начинается включение античного наследия в систему образования, знакомство с античной литературой, скульптурой, философией (то есть тем, что лучше всего сохранилось) широких образованных кругов. Поэты и художники стремятся подражать древним авторам, вообще возродить античное искусство. Но, как часто бывает в истории, особенно истории искусства, возрождение каких-то давних принципов и форм (если, конечно, возрождают люди высокоодаренные) приводит к созданию совершенно нового.

А вот слово «возрождение» появилось позже, чем слово «гуманизм» — в труде живописца, архитектора и историка искусств XVI в. Джорджо Вазари. При этом Вазари с изумлением говорит о возрождении искусства после тысячелетнего, как он считает, его прозябания.

Гуманисты не стремились, однако, возродить античную культуру на ее же собственном фундаменте — олимпийской религии и языческой мифологии, котя мифологию изучали весьма старательно, особенно по «Метаморфозам» Овидия. Ведь почти Все гуманисты и художники Ренессанса — суть христиане, в каких бы отношениях с официальной церковью они не оказывались. Пожалуй, лишь Лоренцо Балла и Пьстро Помпонацци — гуманисты XV в. — скептически относились к религии вообще, а Помпонацци — к идее бессмертия души. Почти все живописцы, скульпторы, композиторы Возрождения работали в русле церковной тематики, в церковных жанрах и формах. Более того, нередко религиозный фанатизм, обскурантизм и Невежество ополчались против гуманизма и, одновременно, против официальной церкви, которая, по мнению иных пуристов (сторонников чистоты учения), погрязла в язычестве. Так, флорентинец Джироламо Савонарола (1452—1498), сам, Кстати, воспитанный в гуманистическом духе, стал монахом (в этом еще ничего странного нет — Ф. Петрарка и Дж. Бруно тоже была монахами), порвал с гуманизмом, обрушился с обвинениями церковь и на какое-то время оказался даже диктатором Флоренции. Во время его короткого правления было сожжено немало книг и произведений искусства, «нехристианских по духу». Савонаролой, его гневными проповедями увлекся и какое-то время великий художник Сандро Боттичелли, решивший даже сжечь свои «языческие» картины. В 1498 г. Савонарола был казнен по приговору синьории. Таким образом, известны были случаи, когда враги официальной церкви высту-пали и как враги гуманизма. В то же время некоторые гуманисты занимали высокие должности в церковной иерархии, были епископами, кардиналами, даже папами — например, Энео Сильвио Пикколоминя стал папой под именем Пия II. Несомненным гуманистом был и папа Лев X, сын правителя Флоренции, богатейшего банкира и знаменитого мецената Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным. Кстати, именно в понтификат (правление главы церкви) Льва X в Германии выступил Мартин Лютер — вождь Реформации. Не случайно, видимо, разошлись в Германии дороги гуманистов и протестантов, хоти именно гуманисты идейно во многом подготовили Реформацию. Однако многие гуманисты — Филипп Меланхтон (1497— 1560), Ульрих фон ГуТтен (1488—1523) — примкнули к Реформации.

Другими словами, среди гуманистов были люди разных политических (республиканцы, монархисты, демократы, аристократы и проч.), религиозных (ортодоксальные католики, скептики, прямые атеисты, протестанты-лютеране, протестанты-кальвинисты, благочестивые теологи), философских и естественно-научных взглядов. Объединяло их другое — приверженность образованности, хорошему литературному слогу. Гуманисты возродили правильный литературный латинский язык, на котором и писали ученые сочинения, произносили проповеди, поучения. С XV в. начинается изучение древнегреческого языка (тем более, что в Италию переселяется множество византийских ученых) и внедрение его в школьное образование. Европейцы получили возможность читать в подлинниках Гомера, Софокла, феокрита. Но парадоксальность ситуации заключается в том, что именно гуманисты Возрождения, поборники чистоты латинского языка, любители древности, знатоки греко-римской мифологии стали одновременно создателями литературы на национальных языках. В первую очередь, это Данте Алигьери (1265— 1321). написавший грандиозную поэму о своем воображаемом посещении загробного мира — «Божественную комедию» (сам Данте назвал поэму просто «Комедией», так как она благополучно завершается, слово Dtvina — «Божественная» — было добавлено современниками, восхищенными стихами) на тосканском (Тоскана — та область Италии, центром которой является Флоренция) диалекте. Тосканский диалект и лег в основу общеитальянского литературного языка с легкой руки Данте, Петрарки, Боккаччо. В этом же XIV в. столетии Джеффри Чосер в Англии создает литературный английский язык, родившийся из смешения кельтского, латинского, германского наречия англов, саксов и ютов (это наречие и дало основной лексический состав) и французского языка норманнов Вильгельма Завоевателя. А в конце XV в. и в XVI в. складывается литературный язык Франции (особенно в творчестве поэтов «Плеяды» — Пьера Ронсара, Жоашена де Белле), Германии (в этом заслуга Лютера), общеиспанского языка на основе кастильского диалекта.

Но не только литературные языки — в эпоху Возрождения складываются и региональные художественные школы, в которых можно увидеть зародыши будущих национальных художественных школ. Правда, о национальных школах в ренес-сансную эпоху говорить еще рано. К примеру, великая нидерландская композиторская школа (Окегем, Обрехт, Жог.кен де Пре, Дюфэ, а в XVI в. — Орландо Лассо) — не только нидерландская, но также и французская, а Орландо Лассо, к тому же, почти всю жизнь работал в столице Баварии — Мюнхене. В то же время, наряду с нидерландской или, как ее еще называют, франко-фламандской, значительные композиторские школы сложились в Риме в Венеции. Не вообще итальянская, а Римская и Венецианская.

Но факт остается фактом: гуманисты возрождают классическую латынь и одновременно создают художественные произведения на живых национальных языках.

Второй парадокс Возрождения: бурная секуляризация (то есть переход из церковного в светское состояние) всей культуры — особенно образования — при том, что ярчайшие художественные творения рождаются в русле церковного искусства. Все великие мастера Возрождения — Джотто и Чимабуэ, Леонардо, Боттичелли, Рафаэль, Микеланджело создают фрески, проектируют и расписывают соборы, обращаются к библейским и новозаветным персонажам и сюжетам (например, ми-келанджеловские Моисей, Давид, Пьета) в скульптуре. Музыканты создают мессы и мотеты (жанр духовного многоголосного произведения). Гуманисты заново переводят, комментируют Библию и занимаются теологическими изысканиями. И все же, если охватить в целом всю художественную жизнь Ренессанса, у нас возникает впечатление — и справедливое! — что искусство вышло из-под церковного диктата. Видимо этому впечатлению способствует то, что и в светских, и в церковных работах мастера Возрождения говорят одним и тем же художественным языком.

В самон деле, вот перед нами «Сцены из жизни Моисея» и «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли. Первая — фреска Сикстинской капеллы в Риме, вторая — станковая картина. Тем не менее в библейской фреске художник избегает лишь одного, совершенно недопустимого в работе такой тематики: изображения обнаженного тела. Хотя и здесь могли бы быть исключения — скажем, Адам и Ева только обнаженными и писались. Но в самой композиции, в типах лиц, в бытовых деталях, в пейзаже принципиальной разницы нет. Даже одна из дочерей Иофора на первом плане фрески в «Сцене у колодца» удивительно похожа на юную Венеру — та же хрупкость фигуры, удлиненное лицо, чуть склоненная голова. А в микеланджеловской фреске «Страшный суд» и вовсе нарушены многие каноны: Христос представлен юным безбородым атлетом, вся алтарная стена Сикстинской капеллы, которую занимает фреска, заполнена изображением нагих атлетических тел. Даже Христос почти обнажен. Правда, эта роспись вызвала настолько серьезные нарекания папы Павла III, что живописцу Даниеле де Вольтерра было поручено дописать фреску, прикрыв «языческие непристойности» великого мастера. Очень «обмирщены» изображения Богоматери у Леонардо да Винчи и Рафаэля — особенно в леонардовской «Мадонне Бенуа» или, как ее еще называют, «Мадонне с цветком», чудом оказавшейся в России и ныне экспонирующейся в Эрмитаже, и в известнейших рафаэлевских «Сикстинской мадонне», находящейся в Дрездене, «Мадонне Коннестабиле», хранящейся в петербургском Эрмитаже, а также в «Мадонне со щегленком», где кроме младенца Иисуса изображен и маленький Иоанн — будущий Иоанн Креститель (картина во Флоренции, в галерее Уффици). Какая уж тут Царица небесная! Очаровательная юная мать, иногда шаловливая, иногда грустная, прелестный младенец с характерными пропорциями на лоне лирического пейзажа, бытовая обстановка или пасторальная сценка. То есть водораздел между светским и церковным — по эмоциональному состоянию, деталям, вообще характеру письма — размывается.

Такое же взаимопроникновение церковного и светского происходит и в музыке. Да, конечно, Жоскен де Пре, Орландо Лассо, Палестрина пишут на латинские тексты мессы, мотеты, офферториумы в строгой полифонической манере. Но они же пишут многоголосные светские песни — французские шансон, немецкие Lied, итальянские мадригалы. И вот удивительно: в светских песнях применяются те же приемы полифонии, что и в мессах, а в основу месс кладутся темы светских песен типа «L'omme аrmе» («Вооруженный человек» — была такая популярная мелодия).

Поэтому можно сказать, что в искусстве Возрождения происходит не только секуляризация, обмирщение искусства, сколько взаимопроникновение, смешение фольклорного, светского и церковного.